старайся.
Часть IX
Княжна Тараканова и арестант Григорий
Глава первая
Дочь генерала Шубина
Она появилась ниоткуда – красивая рыжеволосая женщина, называвшая себя великой княжной Елизаветой, принцессой Азовской и Владимирской. Говорили, что она долго жила во Франции, потом в Польше, в раннем детстве – в России и в Персии. Сама великая княжна Елизавета рассказывала о себе мало, охотно говорила лишь о своих правах на российский престол да о завещании матери – покойной императрицы Елизаветы Петровны, которое хранила у доверенного лица, а любопытным показывала лишь французский перевод этого документа. На этом откровенность княжны заканчивалась, и начинались загадки.
У нее было много поклонников, мало друзей и сотни завистников. А сама она страстно желала встречи с одним лишь человеком, бывшим гетманом Украины, графом Кириллом Григорьевичем Разумовским, который жил на покое в своем дворце в Батурине. Знающие люди говорили, что эта авантюрная особа преспокойно могла бы жить во Франции, в поместье некого д’Акевиля, бывшего дипломата. Но Елизавета сбежала из-под опеки гостеприимного семейства д’Акевилей и устремилась навстречу своей бурной судьбе. В Польше она смущала умы и томила сердца необыкновенной красотой и сходством с покойной императрицей Елизаветой, пыталась заявить о правах на русский престол, а потом оказалась в Ливорно – без денег и без поклонников, в сопровождении одного лишь секретаря, красивого молодого француза, ни на день не оставлявшего ее в одиночестве. Княжна жила в третьеразрядной гостинице, где ее осаждали кредиторы и страдавшие любопытством русские путешественники и где, наглухо закрывшись от посторонних, можно было предаваться воспоминаниям о собственном прошлом, которое было для Елизаветы не менее загадочным, чем для ее друзей и врагов.
С раннего детства она привыкла считать себя дочерью генерала Шубина – сдержанного, замкнутого человека, который смягчался и веселел лишь в ее присутствии. Она помнила усадьбу неподалеку от Александрова – двухэтажный деревянный дом с выходившими в сад окнами, белыми резными наличниками и крохотным балконом. В этой усадьбе у нее была собственная комната – тихая, светлая, уютная, обитая нежно-голубой тканью, расшитой райскими цветами. Потом она оказалась во Франции, в поместье, принадлежавшем сестре генерала и ее мужу Андре д’Акевилю – легкому, веселому человеку, прекрасному собеседнику. Они сказочно жили в этом поместье – каменном доме в манере барокко, напоминавшем не то парижский дворец Марии Медичи, не то замок Во-ле-Виконт, некогда принадлежавший несчастному министру финансов Людовика XIV, приговоренному к пожизненному заключению за то, что оказался богаче короля.
В те легкие чудесные времена ее называли Лизанькой, любили, баловали, задаривали цветами и дорогими безделушками. С нее не сводил глаз сын гостеприимных хозяев замка Жак д’Акевиль, и генерал Шубин сказал как-то, что Лизе лучше бы навсегда остаться во Франции. Но потом все изменилось, и счастье стало исчезать, таять, рассыпаться на глазах, а скоро от него не осталось ни гроша. Сначала тяжело заболел генерал Шубин, отчаянно, непоправимо скучавший по России, а потом все пошло прахом. А началось все с одного известия, которое Шубин получил в канун православного Рождества…
Глава вторая
Смерть генерала
Царствование Елизаветы Петровны клонилось к закату, шла война с Пруссией. Когда российская армия, одерживая победу за победой, стала приближаться к Берлину, отставной генерал воспрял было духом и то и дело пил с д’Акевилем за успех русского оружия, так что Анастасия Яковлевна, вздыхая, отбирала у мужа и брата очередную бутылку. И вот в один из длинных зимних вечеров 1761 года, когда Шубин обсуждал с зятем очередной этап русско-прусской кампании, в усадьбу приехал друг д’Акевиля, маркиз де Шетарди. Лизе не разрешили присутствовать при разговоре, но она все равно подслушала его, хотя не сразу поняла, что речь идет о ее судьбе.
Блестящий маркиз был явно расстроен, небрежно одет и рассеян. Вздыхая, он сообщил о смертельной болезни императрицы Елизаветы Петровны. Шетарди давно уже не был французским посланником при русском дворе, но о русских делах Шетарди все равно был прекрасно осведомлен.
– Что с ней? – спросил Шубин и схватился за сердце – оно у генерала давно пошаливало.
– Беспорядочный образ жизни… – объяснил маркиз, с удовольствием рассказывавший о русских делах столь внимательным собеседникам. Бывшему дипломату отчаянно не хватало слушателей. – Ее, видите ли, мучит страх дворцового переворота. Боится, что ночью придут за ней самой, как пришли по ее приказу за правительницей Анной. Поэтому вот уже много лет Елизавета превращает день в ночь, а ночь – в день. Ни на одну ночь не сомкнула глаз! Такая жизнь расшатает какое угодно здоровье…
– Государыне часто снится Анна Леопольдовна… – вмешалась мадам д’Акевиль, – она мне писала об этом.
– Совсем недавно в церкви императрицу хватил удар, – продолжал рассказывать Шетарди, не обратив внимания на реплику хозяйки дома. Словоохотливый маркиз не позволял никому говорить за него. – Она долго не приходила в сознание. Думали – умрет, как вдруг, стараниями нового фаворита – Ивана Шувалова, императрица очнулась. Сказала, что хочет переписать завещание. В чью пользу – я так и не узнал…
Шубин и д’Акевиль переглянулись. Для д’Акевиля происхождение Лизаньки не составляло тайны, и ему не нужно было ломать голову, в чью пользу императрица решила переписать завещание. Да и Анастасия Яковлевна, посвященная в тайну воспитанницы брата, сразу поняла, о чем идет речь.
– Что же было дальше? – спросил Шубин.
– Говорят, она переписала завещание, но оно не пошло дальше Ивана Шувалова, не отходившего от постели государыни. А Шуваловы держат сторону наследника Петра Федоровича и великой княгини Екатерины.
– А как же граф Разумовский? – вмешался д’Акевиль. – Неужели он так и не видел завещания?
– Он-то и настоял на том, чтобы императрица выбрала другого наследника, – объяснил Шетарди. – Д’Аллион, французский посланник в России, написал мне, что в последние месяцы Разумовский, удалившийся было в подаренный императрицей Аничков дворец, стал опять появляться при дворе, отодвигая в сторону нового любимца – Ивана Шувалова. Он часто беседовал с государыней наедине, просил ее о чем-то… И вот она решила переписать завещание, но в церкви императрицу хватил удар, а рядом оказался не Разумовский, а Шувалов. Досадная случайность… Но из-за нее мы так и не узнаем, в чью пользу императрица переписала завещание. Говорят, Шувалов уничтожил документ.
– А Разумовский-младший? – переспросил Шубин. – Говорят, он в чести у великой княгини Екатерины. Неужели и он не знает правды?
– Великая княгиня не видела завещания… – объяснил Шетарди. – По крайней мере, так утверждает д’Аллион… Только Шуваловы и наследник Петр Федорович. Да и граф Кирилл Разумовский не стал бы предавать Екатерину, чье будущее зависит от воцарения мужа. Интересы великой княгини ему дороже, чем желания старшего брата и императрицы Елизаветы.
– Что же делать? – ахнула Анастасия Яковлевна, невольно намекнув этим восклицанием на тайны семьи Шубиных.
– Императрица еще в сознании, – заключил маркиз. – И скоро мы узнаем имя наследника. Старого или нового – неизвестно. Остается только ждать.
– Ждать… – повторил Шубин. – Если бы я только мог увидеться с государыней!
– Отправляйтесь в Петербург, – пожал плечами маркиз, – но вы не успеете. Елизавета слишком плоха. Ее смерти ожидают со дня на день.
Больше в тот вечер Лиза ничего не узнала, а через несколько дней тот же маркиз де Шетарди сообщил о смерти императрицы Елизаветы. Вся семья надела траур, а генерал Шубин слег. Лизу не пускали к отцу, у постели генерала дежурила Анастасия Яковлевна, д’Акевиль пытался помочь ей, но только бестолково суетился и мешал жене. Маркиз де Шетарди прислал из Парижа врача, но тот не в силах был справиться с болезнью генерала: казалось, что жизнь Шубина была незримой нитью связана с судьбой Елизаветы Петровны, и смерть императрицы перерезала эту нить невидимыми ножницами. Конечно, у генерала было слабое сердце, его здоровье подорвали дыба, каменный мешок и камчатская ссылка, но все это казалось
