грудью, обжигала дыханием затылок и шею, волна желания захлестывала Айдена, сметая плотину отвращения.
Он был помешан на Дэйзи так же, как она была помешана на той жизни, которую вела. Но со временем Айден обнаружил, что любимая страдает от еще одной зависимости. Наркотической. Без всяких аллегорий.
Сначала он обратил внимание на ее неадекватные реакции и пустые, странные глаза. Потом из дома начали пропадать деньги. А со временем на ее руках появились следы от уколов – видимо, с легких галлюциногенов Дэйзи перешла на более тяжелые вещи. Она оправдывалась тем, что врач прописал ей лекарство от аллергии, но на кухне почему-то оставалось все меньше чайных ложечек. А когда, вернувшись из редакции, Айден нашел одну из ложек, прокопченную, под кроватью – вместе со шприцем, он понял – Дэйзи сидит на героине.
В какой-то степени то, что день за днем губило Дэйзи, спасало Айдена. Теперь же она становилась все более отвратительна ему. Но жалость и ответственность, нежелание бросать любимого когда-то человека в трудную минуту держали его рядом, как прежде нежность и страсть.
Ни попытки уговорить Дэйзи пройти курс лечения, ни увещевания не достигали ровно никакого эффекта. Иногда Айдена начинали посещать страшные мысли о том, что лучше бы она умерла от передозировки.
Кончилось тем, что однажды Айден проснулся и не обнаружил свой ноутбук со статьей, над которой трудился всю ночь. Дискета, на которую он сделал копию, и диск с фильмом, который следовало вернуть в редакцию, остались в дисководах.
– Драгоценный мой, такие ситуации надо предусматривать! – нахмурился редактор, когда Айден пытался лепетать что-то о ворах, проникших в квартиру и унесших всю технику. – И хранить дискеты отдельно. Мухи, так сказать, сами по себе, котлеты – сами… Это если действительно есть, что хранить.
– Но ведь я ни разу вас не подводил! – взмолился Айден. – Давайте я на редакционном компьютере восстановлю обзоры по памяти. А статья – дайте мне еще время, и к завтрашнему дню я напишу ее заново!
– Вот именно – ты нас ни разу не подводил прежде. И больше не подведешь.
Одним словом, его уволили.
Дома он тряс за плечи ничего не соображающую Дэйзи, помятую, в распахнутом халате, крича в слюнявое, некрасивое от бессмысленной гримасы лицо:
– Что ты наделала?! Ты понимаешь, что ты наделала?!
Но она была так накачана какой-то гадостью, что была не в состоянии даже испугаться. Айден тотчас собрал чемодан и переехал к родителям.
Он уже и вспомнить не мог, как прожил несколько недель после этого – в памяти всплывало только какое-то смутное ощущение остекленевшей брезгливости.
Через два месяца она ждала его у подъезда.
Трезвая, осунувшаяся. На лице – ни капли косметики, волосы гладко зачесаны назад и собраны в хвост.
– Привет. – Голос тусклый, ровный, без соблазняющих интонаций и без пьяного ухарства. Нормальный голос. Никакой.
– Привет. – Он подошел поближе, настороженный, напряженный, испытывая смесь радости при виде Дэйзи и страха, что все начнется снова. – Чем обязан?
Что еще она задумала? Будет денег просить?
– Айден, я… – Дэйзи запнулась. Было видно, что она долго готовилась к разговору, но при виде него все приготовленные слова выпали из головы, и теперь она не знает, с чего начать.
– Я только что прошла курс лечения и реабилитации! – наконец выпалила она и зачастила, пока ее не перебили:
– Теперь все будет по-другому! Я больше не пью и не колюсь! И никто мне не нужен, только ты – Айден, прости меня! Ну прости-прости-прости! Возвращайся, теперь все будет по-другому!
Она прижалась к нему, всхлипывая и пряча лицо у него на груди. Айден до сих пор не был уверен, играла в тот момент Дэйзи или искренне верила в свои слова… Как бы то ни было, тогда он поверил. Не смог не поверить. Это была даже не прежняя Дэйзи – лучше прежней.
И та их ночь была самой лучшей из всех. Теперь, после долгой разлуки, между ними была не только страсть, но и нежность. Не то чувство, которое испепеляет и разрушает, а то, которое обволакивает мягкой пеленой, даря непередаваемое ощущение близости друг к другу и защищенности от всего остального мира.
– Милый… – шептала она. – Любимый… – И смотрела на него своими бездонными глазами, не пытаясь играть в женщину-вамп, не изображая неземное вожделение, а по-настоящему наслаждаясь его прикосновениями. И даря ласки не чтобы завоевать и подчинить, а просто из желания притронуться к телу возлюбленного.
Тем вечером она никуда не ушла, она осталась с ним. И Айдену казалось, что отныне все ее дружки- приятели, вся грязь, что омрачала их отношения с самого начала, остались в прошлом. Что его уход и ее пребывание в клинике смогли изменить Дэйзи, вернуть к нормальной жизни. Что все у них теперь наладится, и они смогут быть вместе.
Он был счастлив так, как может быть счастлив только человек, обретший то, что считал навсегда потерянным.
Проснувшись, Айден не обнаружил ни Дэйзи, ни своих швейцарских часов. А вечером он увидел ее в криминальной хронике: полицейские сажали девушку в свой фургон вместе с парнем – мелким наркодилером, не брезговавшим принимать в уплату за дозу краденые вещи.
Как кстати тогда позвонил Айдену приятель-кинооператор с предложением поехать в экспедицию! Оказалось, киношники-документалисты собрались снимать фильм о скудной полярной флоре и фауне.
– Поехали, старина! – уговаривал приятель. – Такое приключение в жизни не забудешь. Развеешься… Я слыхал, у тебя там неприятности на личном фронте? Да и нам хорошо – заранее заручимся поддержкой критики!
– Ну, не такой я маститый критик, чтобы моя поддержка чего-то стоила! – улыбнулся Айден. – А в остальном ты прав…
И через неделю Айден был в Канаде, с рюкзаком за плечами и лыжными палками в руках, в вечных снегах вымораживая воспоминания о женщине-дьяволе, едва не вынувшей из него душу.
Глава 8
– Подожди меня здесь. Хочешь, пока телевизор посмотри. – Габриэль усадила Айдена на диван в гостиной и исчезла в своей спальне.
Так, надо придумать что-то не слишком вызывающее, но чертовски миленькое, решила она про себя. Знать бы, как проходит эта самая китайская церемония. Что-то я в последнее время маловато читаю – лишь то, что относится к актерскому мастерству…
Ни в одной пьесе из жизни китайцев Габи не участвовала. Надеялась лишь, что к ней не будут слишком строги, если она сделает что-то не так. На всякий случай она выбрала вполне нейтральный наряд – длинное прямое платье цвета июньской травы с завышенной талией и разрезами от середины бедра, ожерелье из деревянных бусин и ракушек на кожаном шнурке и босоножки на тонких ремешках, несколько раз обвившихся вокруг ее тонких загорелых щиколоток.
Волосы она собрала в свободный греческий пучок на макушке, позволив нескольким прядям выскользнуть и живописно обрамить лицо. Пара мазков помады персикового цвета, чуть-чуть теплых теней на скулы, шелковистое прикосновение кисточки для невесомой пудры – и легкий летний макияж готов.
Когда она вернулась в гостиную, Айден на секунду потерял дар речи. Потом все же опомнился и произнес:
– Я знаю, что пошло сравнивать девушку с нимфой или наядой. Поэтому я просто скажу, что ты выглядишь чудесно!
Ну наконец-то она не выглядит в глазах Айдена чумазой бродяжкой! Лишь бы теперь не провалиться по дороге в какой-нибудь люк – ее триумф должен быть полным.
Она ни за что не нашла бы это кафе сама. Его малоприметная вывеска притулилась между неоновым великолепием витрины супермаркета и рекламой шипучей воды в красной банке.
