Но не дошла – на улице стемнело, ей стало холодно и страшно. Джинджер забралась в кузов соседского пикапа, накрылась огромным куском мешковины и там проспала до утра, а на рассвете, никем не замеченная, выбралась наружу и залезла через окно в свою комнату, словно никуда и не отлучалась.
Следующий раз она заснула прямо под звездами, сидя в шезлонге на палубе фешенебельного теплохода, на котором совершала круиз вместе с мужем. Был первый день путешествия, они танцевали под оркестр, знакомились с другими пассажирами первого класса и пили шампанское…
По своему обыкновению, утомленная вечеринкой Джин при первой возможности прикорнула, отставив бокал на столик и накрывшись пушистым пледом, принесенным расторопным стюардом.
Какое-то время спустя Алекс легонько коснулся ее плеча: «Дорогая, пойдем в каюту». Она открыла глаза, ощутила бездонность черного ночью моря далеко внизу, бесконечность неба, висящего прямо над головой… Джинджер почувствовала себя такой одинокой в окружении этой оглушительной вселенной – и поспешила вслед за мужем, к электрическому свету и глади шелковых простыней.
Теперь все было по-другому. Она ни бедна, ни богата, ни бездомна, ни под кровом. Беспомощна, но под защитой, ни одинока, ни вдвоем. Ни то ни се.
Тьма уже не казалась такой непроглядной, как накануне. Свет от звезд позволял различать силуэты, а на волнах слева от берега колыхались отблески ночных дискотек Акапулько.
Джинджер выбралась из своего укрытия и подошла к костру. Он угасал, оставленный без присмотра сладко спящим Вэлом.
Ну вот, а говорил – дикие животные, ворчливо подумала она и подбросила в огонь заготовленные с вечера дрова.
Почувствовав тепло, Вэл открыл глаза.
– Ты что не спишь? Замерзла? – участливо спросил он, глядя, как Джин, сидящая с одеялом на плечах, протягивает к костру тонкие пальцы.
– Нет… Что ты, у меня такой замечательный домик, – улыбнулась она. – Просто слишком много впечатлений. Я давно не спала на природе… да еще на необитаемом острове. А потом, должен же кто-то нести дежурство. Ты что-то говорил об ужасных монстрах, которыми кишмя кишат эти джунгли…
– Ох уж эти женщины, – вздохнул Вэл. – Все умножат на десять…
– Ты не похож на человека, настрадавшегося от женщин, – поддела его Джинджер с тайной целью выведать побольше информации.
– Это с какой стороны посмотреть, – повелся на эту невинную уловку Вэл. – Вот ты жаловалась на мальчика, променявшего тебя на шоколадку. А меня грязно использовали ради пары чертежей.
– Как это?
– Со мной училась милая барышня, за которой увивался весь факультет. А она одарила своей благосклонностью меня. Я на радостях чертил за нее все ее проекты, потому что у нее напрочь отсутствовало хотя бы минимальное пространственное воображение – картинка на листе бумаги для нее оставалась лишь картинкой, не превращаясь в здание школы или супермаркета… А потом она сдала экзамены и сказала мне «прощай».
– Бедный Вэл, – посочувствовала Джинджер. – Жертва бесчувственной карьеристки…
Скажи, а ты обратил бы на нее внимание, если бы за ней не увивался весь факультет?
– Меня не волнует, насколько женщина «престижна», – возразил Вэл и, почуяв, что разговор грозит вылиться в длительную полемику, поспешил отшутиться:
– Эй, и вообще что за расспросы с утра пораньше?
– Какое утро… До утра еще далеко. – Джинджер взяла руку Вэла и повернула так, чтобы циферблат часов на его запястье осветился отблесками костра. – Попробую снова заснуть, а то сейчас опять есть захочется.
– Ну вот, зачем напомнила, – вздохнул Вэл. – Скорей бы рассвет – тогда я попытаюсь что-нибудь придумать.
И тут начался дождь.
Он пришел без предупреждения, как невоспитанный гость, даже не постучал, не громыхнул далеким раскатом, не сверкнул в небе зарницей. Пара тяжелых капель – и все, стена воды обрушилась на них. Туча, бегущая с океана, наткнулась на гору и лопнула, как взрываются воздушные шарики с водой, которые с балкона кидают на головы прохожим мальчишки-хулиганы.
Джинджер взвизгнула, сжалась и как черепаха втянула голову в одеяло, которое накинула на плечи, когда вылезала из шалаша.
– Скорее в каюту, – скомандовал Вэл, вскакивая и хватая с земли термос, оставленный ночью у костра.
Оскальзываясь в мокрых шлепанцах, облепленных песком, и путаясь в одеяле, Джинджер на четвереньках проползла по скользкому трамплину накренившегося судна и чуть ли не кубарем скатилась по ступенькам в темноту гондолы, морщась от отвращения при прикосновении к телу мокрой ткани и волос.
Следом за ней Вэл втиснулся в каюту, нажал на кнопку висевшего у входа электрического фонарика и задраил люк, перекрыв дождю все пути.
«Барракуда» не могла похвастаться мощным водоизмещением. Она не являлась трансокеанским лайнером, в ней не было кают первого класса, к которым привыкла Джин. В крохотном чреве тримарана можно было разместиться, но нельзя развернуться. Особенно если там находятся два взрослых человека, один из которых – довольно рослый, хоть и стройный мужчина.
Джинджер занервничала. Ей давно не приходилось испытывать приступов клаустрофобии – достаток подразумевает определенный простор.
Но вот чулан в приюте, куда запирали дерзких учениц, помнился отчетливо. Да и лифты в торговых центрах не вызывали у нее большой любви, если только не были снабжены стеклянными стенами.
Она уговаривала себя: на улице ливень, а здесь так хорошо и уютно… Сухо и есть горячий чай, сохранившийся в термосе с ужина… Кстати об ужине – уж лучше думать о еде.
Но все уловки помогали слабо. Они с Вэлом сидели на койке в каюте и болтали о чем-то маловажном, отжимали мокрые волосы, растирались сухой стороной одеял… Вся эта возня не слишком-то отвлекала Джинджер от главного – отчаянного, панического страха закрытого пространства.
Принимая у Джинджер опустевший стаканчик из-под чая, Вэл переместился и заслонил от нее вход. Джинджер тихонько взвыла и, лихорадочно дыша, отпихнула его, дернулась к люку. Пусть ей в лицо хлещет дождь, пусть она вымокнет до нитки и продрогнет до костей – но только не эта душная теснота!
Ломая ногти, она принялась лихорадочно воевать с защелкой, чтобы пробить себе путь на свободу.
Вэл устремился к ней, протянул руку и открыл задвижку, второй рукой легонько обнимая Джинджер, бормоча успокоительные слова.
Она вдыхала воздух всей грудью, словно эта чудесная способность – дышать – была только-только дарована ей, и девушка спешила насладиться этим долгожданным приобретением.
Наконец тонкие струи, текущие по руке, лицу и одежде, скользящие по плечу и находящие путь к груди, отрезвили ее. А тепло Вэла, которое она ощущала спиной, его ласковые слова, его дыхание, касавшееся ее мокрых волос, успокоили.
Теперь она чувствовала вину за свой срыв, за то, что впустила дождь в их укрытие, за то, что Вэл вымок вместе с ней. Джинджер развернулась к нему лицом – она опиралась ногой о ступеньку, и их глаза оказались на одном уровне.
Они шептали какие-то слова – «Прости меня», «Все хорошо», «Не знаю, что на меня нашло», «Ничего, все, уже все»… Гладили друг друга, чтобы успокоить, и как-то незаметно принялись целовать лица, шеи, плечи, руки друг друга, становясь смятенным клубком жаждущих согреться тел и душ.
9
Она лежала, высунув голову из шалаша, и утренние лучи поспешно сушили ее волосы, влажные после дождя и страсти. Словно солнце просило прощения за то, что недосмотрело за своей подопечной и позволило ей вымокнуть, пока само бродило за морями, за горами.
Джинджер блаженно потянулась и откинула одеяло, которым заботливо укрыл ее Вэл. Вчера, отдыхая после первого прилива страсти, они обнаружили, что ливень закончился так же внезапно, как и начался: холодные струи уже не рвались в люк и не стучали в маленький иллюминатор, больше напоминающий
