Из финского блокнота
Жлоба выдают трепетное отношение к деньгам и шуточки вроде «Это вам будет очень-очень дорого стоить!», когда к нему обращаются с пустяковой просьбой. Подхожу к своему номеру в гостинице «Сокос» и слышу: «Это будет очень-очень дорого стоить! — врастяжку и кокетливо-нагловато звучит мужской голосок. — Это будет стоить тридцать три евро!» Две женщины из нашей делегации (как выяснилось, библиотекари из Мурманска) махнули на мужика рукой: «Ладно, тогда обойдемся без вас!» Он скрылся в номере в конце коридора, они идут в мою сторону с обиженными лицами. Что, спрашиваю, случилось? Оказывается, положили в холодильник мини-бара продукты, а теперь он не открывается, ключика не было изначально, языками не владеют. Что делать? Спустился с ними на ресепшен, дали им ключик. Дело на одну минуту. Вот такое жлобье приехало на культурный форум: «Это будет очень-очень дорого стоить!»
На мужском туалете загадочная надпись по-фински: «MIEНET». Я первый раз мысленно отшатнулся — может, на толерантном Западе уже и для педиков, и для минетчиков специальные комнаты устроили. Загадочность снялась надписью английской: «WC Gentlmen».
Кстати, о педиках. После выступления европейских бюрократов начался концерт, и два артиста изображали отношения между опытным, видавшим виды танцором, и его молоденьким напарником. На сцене — круглый столик с графином вина и двумя бокалами, два стула. Вышли артисты в белом белье: трусы, футболки. Выпили, потерлись друг о друга и стали одеваться в принесенную одежду. Снова выпили и стали, так сказать, на языке танца изображать свои отношения. Никаких скандальных поз не принимали, но было понятно, что за парочка. Хореография была на высоте, но что они хотели мне, традиционалу, объяснить своими танцами, я не понял. Так бы и дал по соплям! Но — свобода личности, толерантность! И мы умолкаем. После номера зал вежливо хлопал. Легализация содомского греха состоялась.
Городок Каяни стоит на реке и окружен озерами. Городок старый, но центр модерновый, архитектура конструктивизма сочетается с традицией финского домостроения — светлые помещения без излишеств, черепичные крыши, дома в два-три этажа. Чисто, светло, уютно.
У причала — моторная шхуна «Sabrina». Усатый капитан в белой фуражке сидит в рубке, на палубе — столики и кресла. Эдакая «Антилопа-гну» для озерных прогулок.
Участников форума повезли в лес, на военную базу. Ритуальные факелы-светильники вдоль дороги. На этой базе учат выживанию в природных условиях. Офицерский клуб — как ресторан. Солдатскую столовую не видел, но догадываюсь, как она выглядит. Проверили гальюны — недостаточно быстро работают автоматические краны подачи умывальной воды, есть некоторое отставание в подаче воды от времени поднесения руки под слив крана — примерно 1/1000 секунды. Ай-яй-яй! В военном деле такое недопустимо. И вообще — возникает вопрос: как они могут с нами воевать при такой любви к комфорту? Шучу. Финны — упорные вояки. Они никого не завоевали, но и никому не сдались. Их учат скрытно лежать в болоте по нескольку дней, спать на деревьях, питаться мохом и ловить подручными средствами рыбу и птиц. Просто северные индейцы какие-то, лесной спецназ.
Духовой оркестр играл марши. Угощали: грибной салат, вареные и жареные снетки, мясные и рыбные закуски, вино, сок, моченая морошка с карамельным соусом.
Мы с соседом по гостинице Вениамином Викторовичем Худолеем, доктором медицинских наук, побродили, поклевали закусок и сели за длинный стол в конце зала. Вскоре за этот же стол шумно привалили наш министр культуры Александр Сергеевич Соколов и министр внешней торговли Финляндии, шустрая мадам со свитой, переводчиками и группой поддержки. С Соколовым были огромные мужики боксерского вида в браслетах и дорогих часах. Один, самый браслетистый, сказал: «Я поднимаю этот тост за министра культуры ….» На эту несуразицу с тостом, который произносят, а не поднимают, обратил мое внимание Вениамин. Я кивнул. Второй тост тоже «поднимали», только за другого, финского, министра. Культурные ребята служат в министерстве культуры.
Мы сидели с краю. Пришла русская женщина с костылем, библиотекарь, сунулась поближе к центру, ее заметили, принесли стул, она села. За спинкой ее стула встала другая пожилая дама, ее подруга. Мы с Веней, не доев вкуснейшую морошку, поднялись и уговорили дам расположиться на наших местах.
Вениамин: «Если бы наш министр культуры встал и предложил этим пожилым дамам место за столом, это был бы поступок европейского уровня».
Плясали под оркестр летку-енку. Потом пели на улице — в темноте, в ожидании автобусов. Наши мужчины на военной базе подобрали животы, расправили плечи, некоторые выставили грудь колесом (например, я).
В гостинице мы с Вениамином долго рассуждали о достоинствах и недостатках отдельных национальных кухонь. Он оказался знатоком французских гастрономических школ — дижонской и лионской. Вспоминали, как процесс наслаждения пищей был поставлен у древних римлян: вомиториум — комната для рвоты, чтобы снова есть и наслаждаться. Пришли к выводу, что русская народная кухня бедна, русская дворянская кухня — с бору по сосенки; она и выдается в кабаках за нашу национальную: бефстроганы, борщ, блины с икрою… А как хороши описания застолий и приготовлений у Гоголя! Куда подевались все эти кулебяки с углами, в которые «загибали» грибочки и прочие вкусности, где бараньи мозги с горошком?
У финнов кухня бедновата и простовата: салака, гороховый суп, кисели, картошка… Рассуждали о грузинской кухне, о соотношении предварительных затрат времени и сил с временем на употребление блюда…
Веня возглавляет городской клуб экслибриса. Ксилограф — резчик по дереву. Так можно назвать и вырезающего на школьных партах, на деревьях и т. п. «Юный ксилограф».
Поговорили, как слова могут прикрывать неблаговидные и подлые дела. Убийца — киллер, продажа наркотиков — наркобизнес, введение людей в денежный азарт — игровой бизнес. Тогда может быть и похоронный бизнес, спасательный бизнес, сексуальный бизнес, медицинский бизнес, пожарный бизнес. Веня родился в 1945 году в семье военного.
В мое отсутствие звонил Даниил Гранин, просил перезвонить по приезде. Сейчас позвонил ему на дачу в Комарово. Похвалил мои «Хроники смутного времени» в № 7 «Невы», сказал, что надо продолжать вести дневник, он дорогого стоит. Пригласил «просто так» заехать к нему на дачу.
«Литературка» попросила написать статью об эпохе Брежнева, которому 19 декабря исполняется 100 лет. Мое частное мнение о временах и нравах. Согласился.
Сегодня вспоминали брежневское время с нашим давнишним спонсором «АБС-премии» — А. В. Громовым, ныне бизнесменом, а в прошлом работником КГБ. Громов: «Демократия — это когда думать можешь, что хочешь, а делать будешь то, что я тебе скажу». Или: «Свобода слова: миску отодвинули подальше, веревку ослабили, и лай, сколько хочешь».
Белка — белый, как поросенок, щеночек, который приблудился к нам в июле, преобразилась. Не узнать в этой бойкой собаке вчерашнюю трусиху, которая жила под соседским сараем и тряслась от страха, поджав хвост. Она пряталась с визгом, когда мы кидали ей кусочек мяса.
Из Гадкого Утенка выросла Царевна Лебедь.
Когда я приехал из Финляндии, Ольга ходила встречать меня с Белкой в красной шлейке. Белка отважно вышагивала, выбрасывая, как лошадь, толстые лапки. Уши почти встали, хвост висит вниз — белая овчарочка с примесью лайки. Ольга ведет ее и светится от радости.
После Юджи не хотели брать никого — и вот приблудилась неведома зверушка, вылезла из лопухов от соседского забора, за которым в сарайчике проживали сильно пьющие дачники, а потом исчезли, оставив испуганный щенячий писк. Щенка, оказалось, привязали веревкой к столбу, без ошейника, и он три дня голосил — мы ничего не могли понять: кто это? откуда звуки? Спросить не у кого — дом почти заброшенный. Подходили к забору — визг затихал. И вот щенок как-то освободился и рванул по кустам. Это сказали другие соседи — с их участка был виден столб с привязанным щенком. Почему не отвязали, не покормили?
Мы с Ольгой неделю подманивали эту белую свинку. Удалось заманить ее на нашу территорию — спала под козлами, на моей куртке. Наглые коты таскали у нее из-под носа колбасу. Потом стала осторожно брать пищу из рук. Потом зашла на крыльцо. Потом в дом. Настороженно огляделась. На следующий день
