В аспирантуре мне казалось, что лучше занятий не бывает — показался на кафедре три раза в неделю, и свободен: ходи в Публичку, пиши дома диссертацию или роман, сиди с друзьями в пивбаре, халтурь, если можешь. Оказывается, бывает. Только долго и путано я шел к такой работе, даже вспоминать не хочется.
Открыл крышку приемника. Пыльная пластинка Магомаева, засохшая муха, скрюченные апельсиновые корки и затвердевший папиросный окурок с обкусанным мундштуком…
За высоким забором гаража — волейбольная площадка садоводства. Мальчишки играют в войну. Слышны голоса: «Я буду запасной, если кого-нибудь убьют!» Или: «Стреляй, фашистская морда, ты увидишь, как умрет капитан Максимов!»
Заезжал Серега Барышев — бросил пить, курить, бегает кроссы. Вспоминали наш класс, пили кофе. Говорит, стал понимать смысл жизни. Жить надо проще и заниматься тем, к чему лежит душа. Совсем, как я. Я намерен работать в гараже и писать. К этому у меня душа лежит. Еще как.
Барышев — прообраз главного героя моей повести «Феномен Крикушина». Но в таком виде, какой он есть в жизни, пускать на страницы повести его нельзя. Его надо «причесать» и слегка подлакировать. Иначе он к третьей странице напоит всех действующих лиц, сам упьется, и от персонажей ничего, кроме похмельных стонов не услышишь. Так я Сереге и сказал. Он заржал радостно.
Еще я сказал, что стоит мне его увидеть или услышать, как меня по старой привычке тянет бесшабашно выпить. Серега сказал, что его тоже, бывает, тянет. И мы с ним быстренько расстались.
Если он в загуле потеряет мой рассказ, то вполне может успокоить примерно так: «Не горюй, Дмитрий, я тебе новый напишу. Еще лучше». Это в его стиле.
Золотой медалист нашего класса. Поступил на факультет журналистики. Бросил. Поступил в Военмех. Бросил. Сейчас работает на кафедре вычислительной техники в СЗПИ и никак не может получить высшее образование. Мы с Михом уже перестали его спрашивать о дипломе, чтобы не расстраиваться. Развелся давно. Есть дочка. Пил, и обязательно с фантастическими последствиями — то ментовский «уазик» остановит, приняв его за такси, то в Фонтанку рухнет, то в Зимнюю канавку, то с яхты в Финский залив, на работу с похмела не выходит — лишь жалобно стонет и мычит, а когда похмелится, вытаскивает из дивана баян и играет что-то невнятное — в детстве ходил в музыкальную школу и пытался сочинять музыку. Еще ведомости на выплату зарплаты всему институту теряет — программист. Но любим мы его, дурачка. За беззлобие и добрую душу.
Накрапывал дождь. Шла женщина с поднятым вверх лицом. Казалось, что под просторным сарафаном она спрятала школьный глобус.
Написал сегодня рассказик «Зеркало» и новеллу «Двое». Первый дался тяжеловато, писал с перерывами, а новелла — в один присест. Пока это, естественно, заготовки.
Час ночи. Тепло. Сижу у открытого окна. Вокруг нашего гаража набирающие силу рощицы. Цветет черемуха. Со всех сторон заливаются соловьи.
Прогрохотала над Гатчиной весенняя гроза. В землю зло били короткие оранжевые молнии, лупил крупный дождь. Теперь чисто, свежо, птицы делятся впечатлениями.
В электричке читал «Автобиографию» Бронислава Нушича. Эту книгу хвалил брат Володя. Давно это было. Ничего книга.
Залпом прочитал В. Токареву — «Талисман», в «Юности». Перед этим читал ее же рассказ «Ничего особенного» в «Новом мире». Удивительная манера письма. Очень просто и интересно. Делаю вывод: не умею находить оптимальное соотношение между повествовательным и изобразительным. У нее всё в элегантной пропорции.
Прочитал В. Санина «Мы — псковские». Забавно. Хороший стиль.
Рассказ А. Житинского «Прыжок в высоту» состоит из одного предложения. Точнее, написан с одной заглавной буквой — в начале. Рассказ на четырех книжных страницах. Хороший текст. И название символическое.
Прочитал в «Лит. учебе» рассказ Михаила Веллера — «Учитель». Веллера я встречал на страницах «Искорки», у него там печаталась фантастическая повесть.
Веллеру — 33.
В «Учителе» Веллер описывает наставления старого литератора, Мастера, молодому подмастерью.
Вот некоторые поучения, позволяющие сберечь время, азбука:
Выкидывай всё, что можно выкинуть. Своди страницу в абзац, а абзац — в предложение!
Никаких украшений! Никаких повторов! Ищи синонимы, заменяй повторяющиеся на странице слова чем хочешь! Никаких «что» и «чтобы», «если» и «следовательно», «так» и «который». (Еще «был» — запретное слово)
Не суетись и не умствуй: прослушивай внимательно свое нутро, пока камертон не откликнется на истинную, единственную ноту.
Не нагромождай детали — тебе кажется, что они уточняют, а на самом деле они отвлекают от точного изображения. Скупость текста — это богатство восприятия.
Синтаксис. Восемь знаков препинания способны делать с текстом что угодно. Изменяй смысл текста на обратный только синтаксисом. Пробуй, перегибай палку, ищи. Почитай Стерна (?), Лермонтова.
Акутагава — японец. Прочитать!
Стерн — англичанин?
Экклезиаст. Древний?
Обязательно найти и прочитать!
Прием асов: ружье, которое не стреляет.
«Лишняя деталь». Умение одной деталью давать неизмеримую глубину подтексту, ощущение неисчерпаемости всех факторов происходящего.
Вставляй лишние, ненужные по смыслу слова. Но так, чтобы без этих слов пропадал смак фразы. Пример — «Мольер» Булгакова.
Вещь должна читаться в один присест. Исключение — беллетристика: детектив, авантюра, ах — любовь.
Хочу сделать парочку эпизодов для повести «Феномен Крикушина». Вижу героев и ситуацию, но никак не взяться — не хватает энергии.
…………………………
«Крикушин выбрал наконец подходящий сюжет.
Мы напряглись в ожидании.
Сюжет предполагал возвращение блудного мужа к законной жене и детям. Муж, которого звали Эдуард Сергеевич, работал директором мебельного магазина. Выслушав его увядшую жену и просмотрев зачем-то два альбома семейных фотографий, Крикушин взялся загнать гуляку-мужа в семейное стойло. До этого не помогали никакие увещевания жены и общественных организаций. Статный Эдуард Сергеевич кутил напропалую с красавицей Элеонорой из парфюмерного и обещал ей, по слухам, в качестве свадебного подарка машину, дачу и новую обстановку из внелимитных поставок югославской фирмы.
— Прибежит как миленький! — пообещал Крикушин его некрасивой жене. — Будет целовать вам руки, а ночью заплачет над кроватками детей. Хотите?
Женщина соглашалась на возвращение и в упрощенном варианте — без поцелуев и слез, лишь бы вернулся. И выразила сомнение, что Эдуард Сергеевич, человек гордый и властный, будет целовать ей руки. Но Крикушин был неумолим:
— Я его, гада!.. На колени встанет, волосы на себе рвать будет! Ведь вы же добрый человек! —