Новые приключения в Стране Литературных Героев

Жевакин. Я выбираю этот. К барьеру, милостивый государь!

Подколесин. К барьеру! Стреляться с десяти шагов!

Агафья и Фекла. Ах! Ах! Они убьют друг друга! Ни одного не останется! На помощь!

Выстрел.

Жевакин (слабым голосом). Я умираю... Вы, сударыня, разбили мое сердце, а вы, сударь, прострелили его. Но я прощаю и благословляю вас. Будьте счастливы... Ах!

Подколесин. Умер. Бедняга... Но судьба того хотела. О, моя возлюбленная Агафья! Наконец-то я у ног твоих! С пламенем в груди прошу руки твоей! Если ты не увенчаешь постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования. Мы удалимся под сень струй...

Агафья. Ах, я знала, что твой уход от меня лишь минутная превратность судьбы. Я все равно ждала тебя! Я верила тебе! (Запевает нечто неожиданное даже для Гены.)

Я ждала и верила,
Сердцу вопреки...

Подколесин (подхватывает).

Мы с тобой два берега
У одной реки!

Профессор (теперь-то он дал волю своему смеху). Ох, Гена, уморил!.. Вот так финал! Вот так сюжет! Прямо испанские страсти какие-то! А бедняга-то Жевакин – немного же он получил от того, что ты выполнил его просьбу!..

Гена (он слегка смущен и растерян, но храбрится). Да, с Жевакиным немножко нескладно получилось. Но зато видели, как я все закрутил!

Профессор. Что-о? И ты еще гордишься этой ахинеей?

Гена (обиженно ворчит). Ахинея... Вы всегда только и знаете, что ругаться. Я же не Гоголь все-таки...

Профессор. О, да!

Гена. А вот если бы сам Гоголь взял да что-нибудь такое придумал, тогда бы вы увидели, как здорово получилось бы!

Профессор (на этот раз очень серьезно). Нет, дружок. Тут бы и Гоголь оказался бессилен. А главное, ему бы такое и в голову не взбрело – именно потому, что он Гоголь... Вот ты все повторяешь: сюжет, сюжет! По-твоему, что же, чем больше событий понапихано в произведение, тем, значит, сюжет лучше?

Гена. А разве не так? Вот «Мертвые души» или «Ревизор»...

Профессор (не давая ему договорить). Дался тебе этот «Ревизор»! Да если на то пошло, на его первом представлении многие были просто поражены, что там нет, как они говорили, «интриги». А журналист Сенковский, писавший под псевдонимом барон Брамбеус...

Гена. А, я помню! Еще Хлестаков хвастается, что это вроде бы он и есть Брамбеус!

Профессор. Совершенно верно. Так вот, он советовал Гоголю для занимательности ввести в комедию еще одну барышню, заставить Хлестакова и в нее влюбиться, чтобы в «Ревизоре» было больше влюбленностей, страстей, приключений...

Гена. Глупость какая!

Профессор. Ага, видишь: глупость! Совершенно с тобой согласен. А навязывать «Женитьбе» совершенно не нужные этой комедии события, по-твоему, умно? Ведь в том-то и сила этого замечательного произведения, что в нем как бы ничего не происходит.

Гена. Какая ж тут сила?

Профессор. Мир, изображенный здесь Гоголем, смешон и страшен своей неподвижностью. В нем все еле движется, ползет, засыпает на ходу, как Подколесин, которого тебе вздумалось превратить в этакого гусара. Это сонное царство, царство духовной пустоты... Помнишь, в каком году происходит действие пьесы?

Гена. У Жевакина вроде получилось, что в 1825-м?.. Архип Архипыч! Это что же, значит, в том самом, когда декабристы восстали?

Профессор. Конечно. И именно к этому я веду. Давай немножко пофантазируем. Я думаю, не будет большой смелостью предположить, что в то время, как Агафья Тихоновна мечтает о женихе, Жевакин в который раз вспоминает о своей Сицилии, а Подколесин прыгает в окошко, – в это самое время на Сенатскую площадь собираются войска восставших... Как ты думаешь: сыграло бы это великое событие хоть самую крошечную роль в жизни персонажей «Женитьбы»? Заняло бы серьезное место в их умах?

Гена. Не знаю... А давайте у них у самих спросим!

Профессор. Отличная мысль!

И вот они вновь в обществе Подколесина, Агафьи Тихоновны, свахи Феклы и Жевакина, который, разумеется, ускользнул из-под неумелой власти Гены и жив-живехонек.

Прошу простить, что потревожил вас. Как сказал один из персонажей, находящийся с вами в некотором родстве, я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. Увы, действительно очень неприятное. Сегодня в Санкт-Петербурге было разгромлено восстание против нового царя...

Подколесин. Разгромлено? И слава богу! Экие, право, наглецы... Однако ж, господа, вы могли и не беспокоить меня ради такого известия: я только-только уснул, да так сладко, и вот – извольте... Степан! Никого больше не пускать!

Фекла. И правда, батюшка, что это ты вздумал людей попусту тревожить? Мы тут с Агафьей Тихоновной как раз порешили приданое проверить: не приведи господи, мыши чего погрызли...

Агафья. Ну, будет тебе! Идем, Фекла Ивановна! Вон еще сколько не пересчитано да не пересмотрено!

Жевакин. Известие, о коем вы сообщили, милостивый государь, весьма и весьма прелюбопытное. Но должен сказать вам, что в мире случается кое-что и поинтереснее. Когда стояли мы с эскадрою в Сицилии, служил у нас мичман по фамилии, представьте себе, просто Дырка. Так вот, судари мои...

Гена. Да ну их, Архип Архипыч!

Наши герои снова в одиночестве.

Профессор. Лаконично сказано, Гена, но справедливо. Ну их!.. Да, как видишь, сонное царство даже не всколыхнулось. И если угодно, в том-то и гений Гоголя, что он выбрал для комедии «Женитьба» именно такой сюжет. Завершись она счастливой свадьбой, не соверши Подколесин своего нелепейшего прыжка в окно, возникни в жизни героев нечто незаурядное, интересное, романтическое, – разве удалось бы Гоголю