уминали лапшу. В квартире у них стоял какой-то странный непередаваемый запах.
– У вас что, скунс сдох? – поморщилась я. – Чем так воняет?
– Это нам «мама» мешок кимчи и ящик лапши притащила. Будете? – предложили они.
– Будем, – согласились мы со Светкой и присоединились к трапезе.
Дома у нас у самих была и лапша, и кимчи, но на халяву, как водится, и уксус слаще.
К тому времени мы уже почти привыкли к корейской кухне и ее специфическому запаху. В большинстве случаев их блюда жутко воняли, но на вкус оказывалась вполне даже ничего.
После еды мы отвалились от так называемого стола: деревянный круг на четырех ножках, высотой по пятнадцать сантиметров. Сидеть за ним можно было только на полу.
– Я поняла, для чего у корейцев такие столики маленькие, – пробормотала я, отвалившись от стола пузом кверху.
– И для чего же? – заинтересовалась Света.
– А дабы не надо было лишний раз шевелиться, чтобы от стола отойти, когда объешься. Сразу на пол лечь можно. Для удобства переваривания всего съеденного и выпитого, – периодически икая от обжорства, ответила я.
Мы дружно посмеялись над идиотизмом объяснения и стали думать, чем бы заняться еще.
Ту мы заметили, что Лейла – узбечка, работавшая с Танькой и Мирандой, внимательно изучает огромный плакат обнаженной девицы, висящий на стене.
– Лейла, тебе мужиков тут, что ли, не хватает? – поинтересовалась Танька. Ирония была в том, что Лейла до сих пор оставалась, похоже, единственной девственницей во всем тауне. Уж так ее родители в Узбекистане воспитали, что до замужества – ни дай Бог!
– Дуры! – засмеялась она. – Я вот думаю, – может, погадаем?
– И как? – заинтересованно вытянув шеи, хором поинтересовались мы.
– Как обычно – тарелкой, – ответила она.
– А поподробнее…?
Лейла сняла со стены плакат, перевернула его изображением вниз и положила на стол. Нашла где-то маркер и стала водить им по бумаге. Сверху в одну строку написала алфавит, по центру – цифры (от нуля до девяти), посередине листа – гробик нарисовала. По углам от гробика приписала «Ад» и «Рай», а по бокам – «Здравствуйте» и «До свидания».
У нас мурашки по коже побежали от такого зрелища.
– А это… как сказать, черная магия, что ли? – робко спросила я.
– Да нет. Просто гадание.
– А-а, – меня терзали смутные сомнения, но еще больше – любопытство.
Ну, признайтесь, кто из вас хотя бы раз в жизни не сходил к гадалке? Ой, вот только врать не надо, ладно!
– Так, мне нужно два добровольца, – скомандовала она.
Для начала я решила просто посмотреть, что из всего этого выйдет, и уж потом принимать решение об участии. «А вдруг кого прям в этом месте, да поглотит Ад? – В голове тут же пронеслась жуткая картина: языки пламени, вырвавшиеся из разверзшейся пропасти Ада, схватили меня за руки за ноги, и потащили вниз… Стоп! Просто смотрим. Фантазии приказано уняться».
– Я пас, – трусливо улыбаясь, отказалась я.
– Ладно, че делать надо? – согласилась на эксперимент Света.
Второй «пионэркой» стала Миранда.
Лейла объяснила, что нужно держать пальцы одной руки на тарелке, перевернутой дном вверх, и лежащей на изображении гробика. Она же будет вызывать «духа тьмы».
– А почему обязательно тьмы, почему не света? – шепотом спросила я.
– Темные быстрее приходят. И попрошу не ржать! Они смеха не любят, – строго добавила она.
Я попыталась представить себе, как может выглядеть этот самый «дух тьмы». Получилось нечто неопределенное. Но вот что значит: смеха не любит? Что за бред!? И в чем эта нелюбовь может у него выражаться? Тут я не удержалась и истерически хохотнула. Следом засмеялась Светка и все остальные. Мы не могли успокоиться минут двадцать. Наконец, просмеявшись, девчонки вернули пальцы на тарелку.
– Мы вызываем «дух тьмы». Приди к нам. Поговори с нами, – загробным голосом вещала Лейла. Она повторяла эту фразу снова и снова, а я с трудом сдерживала смех. Пару раз даже пришлось выйти в соседнюю комнату: при свете свечи, в полумраке, лица девчонок выглядели до комичности серьезными и сосредоточенными.
Прошло уже двадцать минут, но так ничего и не произошло.
– Миранда, ты сегодня, случайно, не пила? – с подозрением посмотрела на нее Лейла.
– Да че я там выпила? Пять бутылок пива всего-то! – возмутилась она.
– Так, понятно. Иди отседа. Танька, давай ты! – распорядилась она.
Танька долго не сопротивлялась и присела рядом.
И снова послышалось «приди к нам» и прочее. На сей раз слишком долго упрашивать «духа» не пришлось. Неожиданно, тарелка сдвинулась.
Я почувствовала, как лицо у меня непроизвольно вытянулось, но вскоре засомневалась:
– Танька, это ты двигаешь? – прошептала я.
– Нет! – так же – шепотом – ответила моя позеленевшая от страха подруга.
– Ты здесь? Поздоровайся с нами, – продолжала тем временем Лейла.
Тарелка медленно поползла в сторону надписи «Здравствуйте», затем вернулась обратно – к гробику.
– Как тебя зовут? – продолжила она все тем же замогильным голосом.
Тарелка с нарисованной на ней стрелкой поплыла к алфавиту: «Ч», «И», «Х», «Е».
– Очень приятно, Чихе, – почтительно поздоровалась с «духом» наша «гадалка».
Она задала еще некоторые вопросы о Чихе: откуда она, сколько лет, хорошо ли ей там, где она сейчас и лишь после этого обратилась к нам:
– Кто хочет вопросы задать? – спросила она шепотом.
Все молчали.
– Ладно, тогда я. Чихе, скажи мне, когда я выйду замуж?
Тарелка задвигалась в сторону цифр: «2», «4».
– У меня будут дети? Если да, то сколько?
– «3»
Мы захихикали:
– Ни фига ты, Лейла, плодовитая!
– Кончайте ржать! – шикнула она на нас.
– А ты не ори! – так же шепотом огрызнулась Танька.
Лейла тут же заулыбалась, – интересно, как это можно: шепотом, и орать?
– У меня есть скрытые таланты?
– «Да». «Царица».
Мы от такого ответа просто покатились со смеху.
Убедившись, что мы наконец-то успокоились, Лейла все-таки уточнила:
– Ты шутишь?
– «Да».
Следующий вопрос задавала уже Таня:
– А какие у меня скрытые таланты? Если есть, конечно.
– «Художница»
Я приподняла бровь, – «Однако!». Таня и в самом деле довольно неплохо рисовала.
Когда я, наконец, «созрела» и заменила у тарелки Таню, то тоже решила спросить о своем скрытом таланте. Скажу прямо, в моем случае Чихе оказалась большой шутницей:
– «Вязальщица», – ответила она.
Я обиделась. Понимаю, что глупо обижаться на какую-то дурацкую тарелку, но все же…
– А как будут звать моего мужа?