обратно. Простыня волочилась за мной. Ее приклеило к моей голой спине что-то липкое и донельзя холодное.
– Ч-что это?! – возопил я, переводя дыхание.
Ахатани обследовала меня со всей тщательностью.
– По-моему, вишневый сироп, – сказала она. – Холодненький, из погреба, со льда.
– Тайон, паршивец! Так вот зачем он лазил в погреб!
Носик у Ахатани сморщился от усилия сдержать смех, но верхняя губа предательски дрожала.
– Смейся, смейся! – проворчал я. – Вот если бы ты вляпалась…
– То тебе было бы меня очень жалко. – Ахатани приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в кончик носа. – Пойдем, это надо отмыть.
– Да уж, – буркнул я, завернувшись в простыню, окончательно к ней приклеившись, и последовал за Ахатани.
– Ну и жизнь, – бурчал я, пока Ахатани поливала меня теплой водой, – делаешь детей, не спишь, так они же тебе и потом спать не дают.