— Вражеская кавалерия отступает, — сказал он. — Скоро все кончится.
Глэйвс лежал и глядел в такое ясное, без единого облачка, голубое небо.
Спасение!
А мимо уже катились повозки обоза. Проезжающий мимо капитан приказал паре своих людей остаться с раненым командиром и попытаться, если это, конечно, возможно, привести его в чувство.
А тем временем Восьмой полк с ходу атаковал Сипхистскую Стражу — отборный отряд, солдаты которого отличались своей силой и яростью в бою. Но воины Восьмого только что узнали, что Глэйвс тяжело, может быть даже смертельно, ранен. От этого известия они так воспрянули духом, что теперь никто не мог их остановить.
Сипхистская Стража, проревев свой боевой клич, с поднятыми над головой мечами устремилась навстречу наступающим северянам.
Легионеры метнули дротики, вонзив их в щиты сипхистов. Дротики гнулись, но вытащить их было практически невозможно. Щит, в котором застряло два-три дротика, становился неудобным и во время боя легко отбивался в сторону другим щитом. И тогда уже ничего не стоило быстро ударить мечом или вонзить копье в открывшуюся брешь.
Воины столкнулись. Щит в щит, меч в меч. Но сипхисты не смогли устоять перед натиском аргонатцев. Их ряды покачнулись, и тут в центр, разрезая позицию Стражи, врезались драконы.
За прорванными рядами Стражи легионеров поджидала кавалерия, прикрывающая верховных жрецов Сипхиса и их генералов. Однако, увидев драконов, лошади обезумели от ужаса, и Стодевятый драконий прошел сквозь конные заслоны, как нож сквозь масло. Расшвыривая врагов направо и налево, драконы и дракониры прорвались к группе насмерть перепуганных людей в черных мантиях, с золотыми повязками на головах и красными фетишами на поясе. Люди эти пытались ускакать, но было уже поздно. Клин Талионской кавалерии отрезал им все пути к бегству.
Релкин с разбегу запрыгнул на коня, на котором сидел какой-то ужасно толстый тип. Он приставил к его горлу кинжал, и жрец с воплем бросился на землю. Хвостолому даже пришлось слегка пощекотать его хвостовым мечом, чтобы он поднялся на ноги. На лбу его красовалась татуировка в виде свернувшегося кольцами змея.
Два легионера, заломив жрецу руки за спину, увели его прочь.
Спешившись, Релкин передал поводья захваченного им коня талионскому кавалеристу. Юноша уже выбрал себе новую цель. Впереди, за небольшим черным шатром, на высоком шесте трепетало главное знамя сипхистской армии. На нем извивался божественный змей, окруженный вышитыми золотом надписями.
— Их боевой штандарт! — крикнул Релкин Базилу, и они вместе ринулись к шатру.
Несколько Сипхистских Стражей с обнаженными мечами в руках загородили им путь. Одного Релкин пристрелил из арбалета, а остальными занялся дракон.
Звенела сталь, и Экатор со свистом рассекал и металл, и живую плоть.
Вот, разрубленный почти пополам, рухнул последний Страж. Спустив сипхистский флаг, Релкин аккуратно спрятал его в свой заплечный мешок. Затем, поднявшись к дракону на плечи, обозрел поле боя.
Битва при Селпелангуме завершилась. Теперь уже окончательно. Армия сипхистов превратилась в неорганизованную толпу. Их командиры, генералы, жрецы по большей части попали в плен. Ядро армии было уничтожено. Отряды, пустившиеся в погоню за разбежавшимися войсками Императора Урдха, вряд ли удастся собрать даже и за несколько дней. А то и за несколько недель. Поле боя осталось за легионами Аргоната. Они вышли из этого сражения со смехотворно малыми потерями и небывало высоким боевым духом. Всего лишь дюжина убитых. Раненых было хотя и много, но врачам не пришлось сделать ни одной ампутации — большая редкость после крупного сражения.
Впрочем, генерал Гектор не дал своим солдатам почивать на лаврах. Он приказал незамедлительно укрепить новую позицию легионов: вырыть ров, возвести вал, установить частокол. Когда все было кончено и солдаты наконец смогли отдохнуть, уже наступила ночь.
Тогда генерал велел выдать воинам по доброй порции виски. Он также освободил Второй марнерийский от караулов — им и так сегодня досталось.
Только теперь командир Портеус Глэйвс присоединился к своему полку. Его голову украшала окровавленная повязка. Недоверчивый Гектор отправил своего личного врача выяснить, в чем там дело. Пока Дэндрекс разбивал шатер, врач осмотрел раненого. Он обнаружил длинный неглубокий порез на лбу Глэйвса и большой вздувшийся синяк.
— Ему повезло, — честно доложил врач генералу. — Немного правее, и стрела угодила бы точно в висок.
Гектор выслушал и отказался от мысли предать Глэйвса военно-полевому суду.
На Селпелангум опустилась ночь. Один за другим в городе загорались фонари.
Вокруг армейских шатров солдаты оживленно рассказывали друг другу о своих переживаниях, пили виски и пели. Все они испытывали странное чувство радости и удовлетворения, как после хорошо сделанной работы. Впрочем, так оно и было. Они провели бой почти идеально, а для этого требовались настоящее искусство. Они косили ряды врагов, словно пшеницу.
А драконы Стодевятого и их дракониры уже крепко спали, слишком устав, чтобы праздновать победу.
Глава 14
Лагдален из Тарчо стояла на веранде верхнего этажа дома купца Ирхана из Би и глядела на раскинувшийся внизу громадный город Урдх.
Сейчас, ночью, он светился тысячами тысяч фонарей. Широкие улицы, словно реки желтого света, разбегались от сердца города, где, с зелеными светильниками под острыми крышами, тянулись в небо башни императорской Крепости Зэдул.
Значительно ближе огромной горой чернела пирамида Эуроса Колосса. На ее вершине, купаясь в золотом сиянии, высилась гигантская статуя Эуроса.
Было тепло, и Лагдален оделась в одну только хлопковую рубашку с юбкой и открытые сандалии. Легкий ветерок нес запахи большого города — жасмина из близлежащих садов, гнили и отбросов с севера и запада, где находились перенаселенные трущобы. Для девушки с севера южное тепло казалось настоящим блаженством.
Увиденное поражало воображение. Подумать только, весь город Марнери можно упрятать внутри города Фидифира, который сам всего лишь малая часть гигантского Урдха. Здесь жили миллионы людей. В одном этом городе их больше, чем во всех городах Аргоната вместе взятых.
Лагдален уже довелось увидеть здесь такое, что она не забудет до конца своих дней.
Ужасы, перед которыми бледнели кошмары Туммуз Оргмеина, чудеса, вроде золотой статуи Гинго-Ла, стоящей перед храмом на Императорской улице. Даже отсюда девушка видела статую древней богини, озаренную серебристым светом из небольшой пирамиды над храмом.
Лагдален вспомнила, как потрясли ее слова Рибелы о том, что здесь не поклонялись Великой Матери. Это качалось невероятным. И как урдхцы не понимают, что Великая Мать стоит за всем творящимся в этом мире, даже за их глупыми богами и богинями?
Великая Мать — во всем. Она и только она есть плоть вселенной. Потому-то ей и не ставили статуй, не позволили идолов в храмах. Она сама себе была храмом.
Лагдален вздохнула. В другое время, наверно, она смогла бы по-настоящему насладиться этим волшебным зрелищем. Она бы с радостью воспользовалась возможностью повидать мир, набраться новых впечатлений. Но сейчас большую часть времени девушка проводила в тоске и печали. Ее мысли непрестанно возвращались к маленькой Ламине. Как она там? Все ли с ней хорошо? Скучает ли она по маме?
Лагдален невольно застонала. Висари была прекрасной няней, и можно было не сомневаться, что Ламине обеспечен нужный уход. Она даже и не заметит, что ее мама куда-то пропала. К тому времени, как Лагдален вернется, се дочь будет считать Висари своей настоящей мамой.
Лагдален крепче сжала зубы. Об этом думать не следовало. Когда-нибудь, как-нибудь она привезет дочку посмотреть Урдх.
