немножко звук, а то нас услышат. Пэтти, рассуди сама. Они здесь уже искали, а на вокзале полным-полно путей. Сюда они больше не вернутся.
— Мы сможем уйти, пока еще темно.
— Темнота играет им на руку, потому что они лучше знают местность.
— Сейчас же отпусти мою руку! — вдруг крикнула она.
Единственное, что я смог сделать, это развернуться и залепить ей хорошую пощечину.
Результат был абсолютно неожиданным. Она всхлипнула, потом коротко рассмеялась, и снова всхлипнула.
— Прости, — произнес я.
Она прижалась ко мне всем телом, уткнувшись носом в мое плечо.
— Это ты меня прости, — пробормотала она.
Ее руки сомкнулись вокруг моей шеи, податливая грудь плотно вдавилась в мои ребра, полуоткрытые губы мягко коснулись моей шеи, подбородка, щеки, пока наконец не нашли мои губы. Ее рот приоткрылся шире, и, клонясь ко мне, она издала странный, болезненно- счастливый, хрипловатый горловой стон. Я не знал, что мне делать: высвободиться ;, упасть, или же сесть, а ее усадить к себе на колени. В конце концов, я уселся, и она, не отрываясь от моих губ, устроилась у меня на коленях. Руки Пэтти соскользнули с моей шеи, она взяла мою ладонь, приложила ее к мягкому
