близнецах, возможно, и не было ничего, что рассказало бы ей о случившемся с се отцом на самом деле. А что, если он погиб, пытаясь присвоить эти деньги, тогда как Пэтти была уверена, что он погиб, пытаясь их защитить? В общем, два шага вперед, один назад.
— Вот, — произнес я. — Прочитай-ка мне это.
Она взяла газету и уставилась на фотографию на первой странице.
— Да это же Беккерат! — воскликнула она.
— Ты его знаешь?
— Я знаю всех, кто был причастен к десанту.
— А Беккерат тоже был причастен?
— Он был в местном партизанском отряде. Дай-ка взглянуть...
Я курил и наблюдал на лице Пэтти всю гамму охвативших ее чувств от любопытства к удивлению, потом изумлению и, наконец, гневу. Это походило на то, как девушка проходит кинопробу, тем более, что для этого Пэтти была достаточно красива.
— Ганс Беккерат, — прочла она вслух. — Бежал из тюрьмы.
— Я и не знал, что он там сидел.
— Извини. Ему было предъявлено обвинение в убийстве, и в ожидании суда он был заключен в тюрьму. Но он бежал, убив при этом охранника. Он сидел здесь, в Мюнхене, и его видели направляющимс ;я на юг.
— В сторону Альп?
— Да, — хрипло ответила Пэтти.
— И это все?
— Есть еще абзац об
