святы! Именно поэтому я считаю, что их не надо трогать: пусть будут, как будут. И да не сойдет телезвезда с экрана, и да не выйдет прекрасный принц из белого «феррари» никогда! Оставьте нам то, что свято, – наши мифы. И да не коснется нас Большая и Светлая Любовь.
Я не устаю повторять это, клятвенно заверяя свою верность принципам. «Без идеалов жизнь не жизнь, а сплошной нигилизм», – говорю им я. Моя аудитория важно и одобрительно кивает, соглашается, но все- таки нет-нет, а подозрительно сощурится на меня сквозь завесу новейшей технологической туши с трехсоткратным увеличением: не шучу ли? Но в глубине души знают, что не шучу.
Давно известно: судьба наказывает буквальным исполнением заветных желаний. И кто-кто, а мои-то подруги не понаслышке знают, что это такое. Но, слава богу, все так придумано в этом мире, что сбычу мечт дано пережить немногим.
Зато после того, как пройден этот круг, происходит чудо: немногие находят немногих. Мы обретаем друзей и людей, которые нас понимают. Это важно. Ибо та дружба, на которую можно положиться, и более всего та, на которую положиться нельзя (ибо она и есть самая настоящая), – дается нам не в детстве, а в зрелом возрасте, причем в период испытаний. «Друг детства» – термин заманчивый, но это только термин. Потому что мы не можем быть в двадцать пять такими же, какими были в пять. И, соответственно, человек, который отвечает нашим потребностям в пять, не может отвечать им в двадцать пять. Иначе жизнь – не более чем бесконечно длящееся детство.
Я убеждена: настоящие друзья обретаются в шторма невзгод, в черные дни. И конечно же, ничем они помочь в эти самые дни не могут.
Никто не может. Шторма даются для самостоятельного преодоления. Но только когда становится невыносимо тяжело, совсем, совсем невмоготу, – очень важно, чтобы просто приехал кто-нибудь, кто тебя понимает, и просто посидел с тобой и тебя послушал.
И тогда тьма, сгустившаяся над городом Ершалаимом, постепенно исчезает. Дальше все идет легче и лучше. И вот уже ослепительно розовый краешек неба алеет на восходе дня. А мы… Мы все так же слушаем друг друга, собираясь на кухнях, обмениваемся историями, смеемся.
И пусть наши матери, качая головой, говорят, что эта жизнь страшна. Нет, тут не правы наши мамы. Жизнь не страшна. Так же как и не прекрасна. В этом мнении мы сходимся абсолютно все. Она – такая. И никогда не была другой: цветы невероятных сюжетов распускаются в непроглядной тьме русской ночи, как зацветают букеты невыразимой красоты на черносмольной глади жостовских подносов. И эти цветы, и эти сюжеты, и черная смоль, и багряная гладь – это все наше, не отнять. Хочешь смейся, хочешь плачь. По настроению. И как хочешь рассказывай, как хочешь рисуй: недаром ведь и жостовские подносы, национальную гордость нашу, расписывают только и исключительно женщины.
Невест-ing
Наши «невестины» шабаши приносят пользу, оказывается, не только нам. Благодаря случайным знакомым подруг, влет попадающим на наши собрания время от времени, наше общение несет зерна разумного-вечного вовне и имеет успешный пиар в народе. Нам звонят советоваться. Это приятно.
Накануне отлета мне звонит одна моя знакомая с набоковским именем Ада.
Первым долгом она выражает свое восхищение тем, что мы, девчонки-молодцы, находим время и возможности (!) собираться, затем сдает имя своего «агента», побывавшего у нас накануне. Агента зовут Олечка, я ее помню. Милая такая серая мышка, похожая на Наталью Водянову, с той только разницей, что брови у нее выщипаны в ниточку, и поэтому лицо кажется каким-то голым… Забавная девчонка, словом.
Я как раз заканчиваю собирать чемодан, который лежит у меня на кровати, раскрыв огромную хищную пасть. В доме бардак, я хожу из комнаты в комнату в трусах и майке, с трубкой у уха, и пытаюсь понять, что забыла и что от меня хочет Ада. После предварительной болтовни в стиле «как сама», Ада переходит к делу и интересуется, каков был мой опыт общения с виртуальными женихами год назад.
– О, с женихами, – усмехаюсь я, – а с женихами хороший опыт был. Рекомендую. А ты что, замуж собралась?
– Нет пока, – удивленно отвечает она, – кандидатуры-то нет. Слышала, ты год назад искала себе спутника жизни по Интернету. Вот, хочу узнать, реально там что-нибудь найти или нет.
Как мне все это нравится: «спутник жизни», «кандидатура».
– Более чем реально, – отвечаю я.
– Джада, – несколько заискивающе говорит она, – ты сейчас говоришь серьезно или шутишь?
Мой прославленный цинизм дает эффект постоянной полушутливой интонации, в которой несведущим разобраться трудно.
– Абсолю-ютно серьезно, – подтверждаю я, – опыт общения с женихами был хороший, действительно хороший.
– Так почему же ты не замужем?
Хм, думаю про себя я. Все-таки южное происхождение дает некоторую бесцеремонность в общении. Адочка – разведенная провинциалка, въехавшая в Москву на плечах некоего мудаковатого научного сотрудника на двадцать лет старше ее. Недавно она с ним развелась и теперь, похоже, ищет новую жертву.
– Вопрос хороший. На него, Ада, есть полтора ответа. Первый и основной: мне не очень подходит то, что интернетные люди предлагают. А предлагают они что угодно, только не себя. То есть вот даже замужество предлагают!.. Но исключительно как статус.
– Как это? – не понимает она. Взглянув на часы, я думаю, рассказывать ей эту историю или нет. Есть люди, которые к понятию «статус» подходят формально, и Ада как раз из таких. По ее мнению, женщина не замужем – это неприлично: замужем надо быть. А выйдя замуж, обрести себя в следующем «надо»: требовать от супруга выполнения всех обязанностей, желательно по графику, включая обязанности супружеские. (Мне всегда было интересно, как это акт любви выполняется в виде обязанности… Чистый цирк, по-моему: мартышки бонобо, и далее по программе.)
Но тем не менее я убеждена: такие женщины отнюдь не плохи в браке. Моя Ада, например, была хорошей верной женой, ответственной хозяйкой, строгой матерью. При этом она всегда фантастически много работала, благодаря чему после развода выселила мужа из его трехкомнатной квартиры не куда- нибудь, а в комфортную однушку, купленную специально для него и специально же отремонтированную.
