И он дал мне время. Он дал мне его в избытке, с какой-то даже странной, нехарактерной для таких отношений мстительностью.
На следующий день ви-джей моей мечты не позвонил. А в последующие три дня не брал трубку и не перезванивал. Я звонила ему, чтобы сказать, что в ближайшие выходные улетаю, это был официальный повод. Неофициальный состоял в том, что я хотела еще раз с ним увидеться. И, может быть, даже не один раз. Но через четыре дня молчания я поняла, что, наверное, мне не обязательно ему что-либо говорить. Как и звонить, в принципе, не обязательно. Возможно, мы просто мило провели на выходных время.
Так я подумала, но моя интуиция говорила иное. Она не отпускала меня. Она объединилась с эмоциями и объявила войну рассудку. Конфликт был очевиден, и со всей же очевидностью эмоции шли на эскалацию этого конфликта.
Женщина ведь удивительное существо. В душе у нее существует целая фабрика грез – гораздо круче, чем та, которая выпекает голливудские лавстори. Запущенная единожды, как крекерная печь, эта фабрика уже не останавливается, нет. Она производит мечты. Причем необязательно о хрустальных дворцах на залитом солнцем поле, отнюдь. Это могут быть и мечты о совместно проведенных выходных с человеком, с которым не только есть о чем поговорить, но и есть о чем помолчать. Мечты о двух отключенных мобильных телефонах, о тишине, о лукавых улыбках в полумраке спальни, о совершенно особенных разговорах и смешках…
Крекерная печь женского сознания работает тем сильнее, чем дольше не было повода ее «запустить». В моем случае этот срок исчислялся полутора годами, так что работала она исправно. Когда улеглись первые ощущения от наших встреч, я почувствовала себя не просто женщиной, а очень женщиной. «Розы-грезы- морозы», – иронично бормотала я, идя по зимней улице. О да, это были розы. Я уже не хотела лететь ни в какой отпуск.
Он позвонил только в конце недели. Я схватила трубку и излила на него поток упреков, шуточек и всяких милых глупостей. Это был поток, настоящий поток, и я не могла с ним справиться! Но, кажется, он был рад и с удовольствием в этом потоке купался. Однако, когда я сообщила, что улетаю меньше чем через двое суток, ви-джей сделался черный как туча. Это было даже слышно. Наверное, он решил, что я взяла тур ему назло.
Мы увиделись накануне моего отлета. Он позвонил очень поздно, и я закатила по этому поводу легкую истерику, на которую он незамедлительно ответил встречным наездом и угрозой вообще со мной не увидеться. Я поняла, что спать мне сегодня, видимо, не придется. Он приехал, забрал меня, и мы поехали в какое-то помпезное место на Маяковке.
Нет никаких сил описать то, что там происходило. Мы сидели в темном кафе с синей неоновой подсветкой и давали концерт практически в прямом эфире. Это был секс в большом городе – буквально.
На этот раз мой любимый ви-джей отбросил все условности так же легко, как отбрасывает, должно быть, футболку, запрыгивая в постель. В полутьме он полез ко мне обниматься, и обнимания эти происходили, как говорит один мой знакомый, «по всему периметру тела». Ну и не только обнимания там были. Я поняла, что у нас будет очень хороший секс: такой, какой я люблю, ветеранский, изощренный. Я поняла, что с ним я смогу делать это даже в прямом эфире, давая показательное выступление в одном из реалити-шоу. Впрочем, всякое понимание вскоре оставило меня. Близился час полного затмения.
Исподволь, почти не озвучивая, он стал склонять меня к мысли о том, что нам надо немедленно уехать и предаться делу продолжения рода. Я была почти согласна, но только одно останавливало меня. Время вылета. Это чертово время все крутилось и крутилось у меня в голове. Ветеранский секс при первом исполнении требует не менее восьми часов – ибо действо без суеты, с перерывами, с поливаниями виски, с разговорами, с периодическими выпадениями в сон. А у нас оставалось едва пять.
Но он все равно уговорил меня, да. Я согласилась. Оставалось только встать и уйти.
Как вдруг мимо нас покатились, цокая каблуками, какие-то пергидрольные девушки с телевидения. Девушек была небольшая толпа, и все они, конечно же, хорошо знали моего ви-джея. Он пошел к ним навстречу сразу же, моментально собрался весь. С приветственными визжаниями девушки набросились на него и принялись гламурненько целоваться-обниматься… На меня девушки косились как-то диковато – заглядывая за его спину, со звериным любопытством таращили в мою сторону глаза. Ви-джей немедленно вступил в разговор: что-то там бурно обсуждал, кивая. Кивал он в основном крупной длинноволосой самке, которая поводила в его сторону бюстом и вызывающе вглядывалась в нижнюю часть его лица. У самки были объемные, очевидно силиконовые, губы, густо намазанные блеском, и такого же силиконового производства бюст. Глаза были чуть навыкате, невероятно наглые. Разглядев из своей выгодной полутьмы теледевиц как следует, я поразилась одному обстоятельству: я была им полным антиподом. Каждой из них в отдельности и всем, вместе взятым…
Девицы вдруг взорвались азартным смехом. Ви-джей в этот момент развернулся ко мне вполоборота, и я увидела, что он улыбается им все той же, чеширской, улыбкой, какой улыбался накануне мне. Боясь ошибиться, я вгляделась. Да, несомненно, это была она! И лучился он все тем же, брутальным обаянием бывалого эстета.
Не знаю почему, но это привело меня в ужас. Я моментально передумала куда-либо с ним ехать. И когда он вернулся и сел рядом, понял это безо всяких слов. Какое-то время молча разглядывал столешницу и кофе в крошечной чашечке. Девицы ушли. Я сидела точно так же, смотрела на кофе и старалась ни о чем не думать. Через минуту-другую он наконец взглянул на меня и спросил странным голосом:
– Мы ведь еще увидимся?
Что это была за интонация!.. Алхимия момента! Он был ас.
– Да, – кротко ответила я, чувствуя, как грандиозно во мне все переворачивается под его взглядом.
– Мы обязательно, непременно увидимся, – сказала я ему с почти умоляющими интонациями, – а сейчас мне пора домой.
Потому что поняла: еще час, нет, меньше, сорок минут, полчаса, и я вообще уже никуда не улечу.
Мы с ви-джеем расстались очень тепло, и на это ушли мои последние силы. Он все спрашивал, не нужно ли меня подвезти в аэропорт. Я отказывалась.
Отпуск, само собой, прошел скверно: я ни о чем не могла думать, кроме него. Да, я лежала в шезлонге в белом бикини, я бегала по утрам со скандинавами, я сидела по вечерам в баре и благополучно практиковала английский язык. Но все было не то, пустое все было. Я не отдыхала два с половиной года, и вот теперь мой отпуск из долгожданного превратился в постылый, – ненавижу это. Ориентиры были сбиты, заклинило
