Аттила понимал, что Аквилея – это не Мец, не Орлеан, не Реймс… Это козырь из козырей – ключ к Риму, к Равенне, Константинополю и Галлии.
Стремительно ворвавшись весной 452 г. в Италию, гунны предприняли осаду Аквилеи – твердыни, привычной к вторжениям завоевателей. Но вскоре аквилейцы убедились, что гунны – отнюдь не полоумные дикари, а прекрасно снаряженная и дисциплинированная армия, искушенная в войсковых маневрах. Стены Аквилеи были окружены множеством таранов, подвижных башен и машин, метавших камни, стрелы и зажигательные снаряды, а король гуннов то прибегал к обещаниям и запугиваниям, то поощрял соперничество и стимулировал личные интересы. Аквилея была в ту пору одним из самых богатых, самых многолюдных и самых укрепленных городов Адриатического побережья.
Три месяца были безуспешно потрачены на осаду Аквилеи, пока недостаток в провианте и ропот армии не принудил Аттилу отказаться от этого предприятия и неохотно сделать распоряжение, чтобы войска собрали свои палатки и начали отступление. Но в то время как он объезжал верхом городские стены, погрузившись в задумчивость и скорбя о постигшей его неудачи, он увидел аиста, готовившегося покинуть вместе со своими детенышами гнездо в одной из башен. С прозорливостью находчивого политика он увидел предзнаменование в этом, казалось бы, ничтожном, суеверном факте и радостно воскликнул, что эта птица, обычно живущая в соседстве с людьми, не покинула бы своего старого убежища, если бы эти башни не были обречены на разрушение и безлюдье. Благоприятный знак внушил уверенность в победе: осада возобновилась с новой силой. Широкая брешь была пробита в той части стены, откуда улетел аист, гунны бросились на приступ с непреодолимой стремительностью, и следующее поколение с трудом могло отыскать развалины Аквилеи.
Орда получила время на мародерство, после чего снова выступила в поход, преисполненная боевым духом, подкрепленным грандиозным триумфом. Уцелевшие же аквилейцы рассказывали о неисчислимом воинстве Аттилы, зловеще и неуклонно подступающем к Риму. Империя, устрашенная неудержимой ратью, впала в ярость, граничащую с паникой.
Войска же Аттилы продолжали опустошительное шествие через Ломбардию, Пьемонт и Лигурию. Победоносный марш продолжался: Манитуя, Верона, Кастильо, Кремона, Брешиа, Бергама, Лоди, Павия, Милан, Комо, Наварра, Трекате, Верчелли, Чильяно, Мортара, Маджента, Виджевана… Кстати, когда Аттила покорил Милан и вошел в императорский дворец, он был поражен и оскорблен при виде картины, на которой Цезари были изображены восседающими на троне, а скифские государи распростертыми у их ног. Аттила среагировал на этот памятник римского тщеславия весьма остроумно. Он приказал одному из живописцев изобразить фигуры и положения в обратном виде: император был представлен на том же самом полотне приближающимся в позе просителя к трону скифского монарха и выкладывающим из мешка золото в уплату дани. Зрители должны знать, что такая перемена вполне обоснованна и уместна.
Любопытно, что Аттила намеренно способствовал основанию Венецианской республики, воскресившей в века феодализма дух коммерческой предприимчивости. Знаменитое название Венеция первоначально означало обширную и плодородную провинцию, простиравшуюся от пределов Паннонии до реки Адды и от берегов реки По до Рецийских и Юлийских Альп. До нашествия варваров пятьдесят венецианских городов процветали в мире и благоденствии, а Аквилея занимала среди них самое выдающееся положение. Древнее величие Падуи поддерживалось земледелием и промышленностью, и собственность пятисот ее граждан, принадлежавших к сословию всадников, доходила, по самым точным расчетам, до 1700 тыс. фунтов стерлингов. Многие семейства из Аквилеи, Падуи и соседних городов, спасаясь от гуннов, нашли хотя и скромное, но безопасное убежище на соседних островах. В глубине залива, где Адриатическое море слабо подражает приливам и отливам океана, около сотни небольших островков отделяются от континента неглубокими водами и охраняются от морских волн узкими полосками земли, между которыми есть секретные узкие проходы для кораблей. До середины V в. эта глухая местность оставалась без культуры, без населения и едва ли имела какое-нибудь название. Нравы венецианских изгнанников, их деятельность и форма управления мало-помалу приняли определенную форму, соответствующую новым условиям их существования, а одно из посланий Кассиодора, в котором он описывает их положение почти через семьдесят лет, может считаться первым письменным памятником республики. Министр Теодориха, изъясняясь витиевато, сравнивает их с морскими птицами, свившими свои гнезда на поверхности волн, и хотя он предполагает, что в венецианских провинциях было много знатных семейств, он уточняет, что постепенно они были низведены несчастиями на один общий уровень бедности. Со временем мерилом их достатка стала соль, которую они начали в изобилии добывать в море. Этот столь необходимый человеку продукт на соседних рынках был эквивалентен золоту и серебру. Народ, о жилищах которого трудно было сказать, построены ли они на земле или на воде, вскоре, в соответствии со своими доходами, вновь разделился на бедных и богатых. На двенадцати главных островах ежегодно назначались, путем народного избрания, двенадцать трибунов, или судей. Венецианская республика существовала и в то время, когда Италия находилась под властью готских королей.
Что касается Аттилы, то он сконцентрировал войска к югу от Мантуи у слияния По и Минчио, на широком тракте. Собрать воедино воинство, разбежаться в поисках добычи, оказалось нелегким делом, но это было сделано. И вот, любуясь на свои когорты, Аттила заявил, что не намерен идти дальше. Его военачальники ничего не понимали. Однако это был гениальный ход, который и поныне восхищает стратегов. Согласно плану, войска под началом Онегеза переходят По. Соответственно Аэций, приняв их за авангард армии Аттилы, снимает значительную часть своего оборонительного заслона, дабы отбросить гуннов за реку. Пока войска римлян соберутся дать отпор «авангарду» гуннов, Онегез уйдет дальше к югу. Аэций будет рыскать по берегам реки, выискивая армию Аттилы, а Онегез со своим войском нападет на его тылы, и патриций вынужден будет отражать его нападение, оставив часть легионов как заслон против ожидаемого приближения Аттилы. Силы римлян рассеются. Онегез, обратив в бегство арьергард Аэция, направится к Пизе, откуда по побережью ведет в Рим Аврелианова дорога. Аэций поспешит преградить гуннам путь к столице, тем самым еще больше ослабит свою линию обороны. И тогда Аттила перейдет По, дойдет до Мантуи и Флоренции и оттуда, по Кассиевой дороге, достигнет Рима!
Таков был план покорения сердца Италии – Рима, и в той части, которая зависела от Онегеза, результаты даже превзошли ожидания. Однако – воистину чудеса! – главная часть гениального плана так и не была реализована, потому что его разработчик, Аттила, не стал ее завершать.
Почему же Аттила отказался от своего плана, который его соратники нашли превосходным, и почему, пока Онегез водил за собой Аэция, не форсировал По и не пошел через долину Тибра осаждать Рим?
Наступила вторая половина июня, и стояла удушливая жара. Снова начались болезни. Часть войска была поражена эпидемиями, другая мучилась от последствий излишеств удачной кампании в богатой стране. Кроме того, обозы ломились от награбленного добра и многие жаловались на усталость, которая была тем тяжелей, чем сильнее распирало их желание доставить поскорее добычу домой.
Кругом свирепствовала эпидемия и распространялись слухи, что к югу от По она сильнее, чем на севере, а посему заманчивая мысль о продолжении войны по ту сторону реки По теперь не сулила ничего хорошего. К тому же Аэций расходовал свои силы, гоняясь за тенью Онегеза, и не знал, откуда ждать главного удара. Значит, завтра переправа окажется еще легче, чем сегодня, и враг быстрее сложит оружие. И у Аттилы появилась новая идея: а нельзя ли вместо наступления создать лишь видимость наступления, посеять такую панику, что страх вынудит Рим капитулировать и в сражении не будет нужды?
Аттила призвал к себе Онегеза. Аэций понял, что производится концентрация сил перед решающим наступлением. Он стал стягивать все свои легионы для защиты Апеннин любой ценой.
В это время в Риме царила паника. Валентиниан III собрал министров и советников, а затем и сенат. Сенат единогласно постановил назначить несколько сенаторов, которые попросят мира за ту цену, которую назначит Аттила. Свое постановление они подкрепили поддержкой народа. Решили, что возглавит посольство папа Лев I, который в истории известен как Лев Великий, а в церкви – Лев Святой. Папой его избрали в 440 г., когда он еще даже не был рукоположен в сан священника. Лев повел войну с основными ересями того времени – манихейством в Италии, которое противопоставляло доброго Бога злому Богу и пыталось соединить христианство и восточное языческое верования, присциллианизмом в Испании, который, признавая в едином абстрактном Боге высшую силу, распределял ее среди целого пантеона божеств, и монофизитством в Константинополе, трактовавшем, что человеческая природа впитала в себя Божественную суть, создав единство природы Мессии.
Вот этот святой человек, семидесятилетний тосканец с длинной седой бородой, возглавил
