благородные леди.
Музыканты заиграли куранту, подавая знак к началу танцев, которые всегда следовали за представлением. Придворный капельмейстер выкрикивал свои указания, объясняя слугам королевы, где им встать, как двигаться. Кейт была среди них. Неда она не видела.
Нед, озираясь, взял лютню, которую кто-то из музыкантов оставил, прислонив к стене. Он подошел к двери и взял несколько громких нестройных аккордов.
Куранта началась. Почти никто не обратил на него внимания. Но Кейт обернулась, и он знал, в какой миг она его заметила, потому что краска исчезла с ее лица, а кожа стала полупрозрачной. На белом лице ее зеленые глаза казались темными, в точности как в тот день, когда он сказал ей, что должен уехать из Англии. Она проговорила только: «Как я буду жить без тебя?»
Он взял второй аккорд. То был вызов. Она вышла из блестящего круга танцующих и направилась к нему.
Он заиграл громче, пятясь в комнату, и она шла за ним.
— Нед, — голос ее дрожал от волнения и напряжения, — о чем вы думаете? Что вы здесь делаете?
Он положил лютню с такой силой, что все ее струны застонали. Потом захлопнул дверь. Они остались одни. Нед взял ее за руки и привлек к себе.
— Ты говорила, что не можешь жить без меня. Но ты вышла за Пелхэма. Господи боже! За Френсиса Пелхэма.
Она оглянулась на дверь, словно собираясь убежать. На глазах у нее были слезы.
— Ты делаешь мне больно, Нед.
Он сказал с жаром, потому что понимал, что сейчас потеряет ее:
— Я знаю, что ты больше не хочешь меня видеть. Ты ясно дала это понять. Но я должен знать: почему ты не дождалась меня? Потому что у меня было мало денег?
— Ты знаешь, что это не так…
— Потому что я был недостаточно хорош для тебя? Кейт Ревилл, родственница графа Шрусбери, фрейлина королевы…
Он махнул рукой в сторону зала, откуда сквозь закрытую дверь доносилась музыка.
— Ты всегда смеялась вместе со мной над такими пустыми зрелищами. Ты всегда презирала их и говорила, что никогда, ни за что не станешь в них участвовать. А теперь ты одна из фрейлин королевы и говоришь мне: «Больше никаких стихов…»
Она вырвала руки.
— Нед, — тихо сказала она. — Почему ты так со мной обходишься?
Он вспомнил, как она пришла к нему в ту первую ночь в его скромное жилище в Темпле, в плаще с капюшоном, лучась любовью. Потом она плакала в его объятиях и говорила, что не хочет покидать его.
— Ты должна была сказать мне, — сказал он. — О мальчике.
Ее глаза расширились. От потрясения. От страха.
— Кейт, Кейт, — сказал он. — Я же знаю, что он мой.
Она закрыла глаза руками.
— Это нехорошо, — прошептала она. — Нед, я должна идти.
И высоко держа голову, она открыла дверь и быстро пошла к танцующим в зале.
Нед смотрел ей вслед. Кто угодно, только не Пелхэм… Но Нед знал, что он лжет самому себе. Кто бы то ни был — все одинаково плохо.
Нед пошел домой в Аллею Роз, где старый Тью дал Варнаве огромную берцовую кость, чтобы тот не грустил, пока Неда нет. Нед увел Варнаву и запер его в пекарне, где огонь в печке почти догорел, хотя в тигле все еще слабо мерцала смесь лошадиного навоза и вина, испаряющаяся, конденсирующаяся и сбегающая по стенкам.
Он подивился, что в тигле происходит то, чему полагается происходить, — все остальное в его жизни происходило как-то иначе, — и положил еще угля в печку, чтобы согреться. Варнава устроился с костью на полу. Нед сел на каменную скамью.
Итак, ему удалось на некоторое время обеспечить себе безопасность, обещанную Нортхэмптоном. Но что толку? Нортхэмптон все равно захочет уничтожить его, когда он больше будет ему не нужен. Кейт все равно останется женой Пелхэма. Клети с оружием, на которых стоит странный знак радуги, будут спокойно продолжать свое путешествие к неизвестной цели; незаконная торговля привозным оружием — вещь не новая…
Вдруг он встал. Радуга.
«Увеличь огонь, пока не появится великолепная радуга Востока, которая есть Cauda Pavonis…»
Так написано в письме к Ариелю. Он сунул руку в куртку. Но письма там не было.
Он вскочил, роясь в карманах и под подкладкой дублета.
В дверь постучали. Послышался мужской голос:
— Нед! Нед!
Нед пошел и отодвинул засовы. Это был Мэтью — о совершенном на него нападении напоминал только заживающий кровоподтек на лбу.
— Господи, что ты здесь делаешь, Нед? — спросил он. — Из окна воняет какой-то мерзостью.
Он с подозрением глянул на тигель.
— Что это такое?
— Я хочу создать лекарство, — устало сказал Нед, — от похмелья. Это принесет мне состояние.
Мэтью наморщил нос.
— Дерьмо это, а не состояние. Пошли, поешь с нами. Расскажешь, какие у тебя новости. Ты, верно, голоден.
— Нет, я не голоден. Правда.
— Все уже там. Стин хочет, чтобы ты взглянул на баллады, которые он написал. Нужно, говорит, чтобы ты прошелся по завершающим строчкам. Они непристойные, но они вовсе не так хороши, как твои…
Он пытался взглянуть через плечо Неда на тигель.
— Я гляну на них завтра.
Мэтью кивнул и пошел к двери, но вдруг обернулся.
— А рыжие парики-то…
— Что?
— Чуть не забыл. Дейви снова оплошал. Привез воз рыжих париков. Но рыжий уже не в моде при дворе. Есть идеи, Нед?
— Я подумаю, — обещал Нед.
Мэтью снова собрался уходить, потом вдруг опять что-то вспомнил.
— Дейви сказал, что кто-то искал тебя здесь недавно. Конечно, Дейви сказал ему, что всякий, кто приходит сюда и задает вопросы без важных оснований на то, рискует получить удар ножом. Незнакомец сказал, что он твой старый друг, но имени своего не назвал. Он сказал: «Скажи Неду, чтобы он вспомнил Злату улочку». А потом утопал.
Нед недоуменно покачал головой. Единственная Злата улочка, которую он знает, находится в Праге. Кто из тамошних обитателей станет разыскивать его?
Едва Мэтью ушел, как Нед снова принялся искать письмо — под каменной скамьей и среди разбросанных баллад, которые он написал для Мэтью. Он пошел в свою комнату над конюшней и поискал там, но и там ничего не было, и постепенно до него дошло, что письма там и быть не могло, потому что он знал уже почти наверняка, что с ним случилось. Кто его взял.
19
