что они же первыми начали этот позорный бизнес. Еще в 1562 году их соотечественник Джон Хоукинс вывез первую партию рабов из Африки. В 1663 году была создана «Королевская африканская компания» для снабжения рабами многочисленных британских колоний, а в Ливерпуле, Лондоне, Бристоле были открыты биржи по торговле невольниками. А следом подключились французы, португальцы, испанцы. Лишь мизерная часть рабов захватывалась и продавалась пиратами. Основная масса живого товара добывалась европейскими колонизаторами или по их заявке. Так, например, крупнейшим работорговцем был Португальский губернатор, сколотивший себе на этом деле немалое состояние. Европейцы делали себе захватчиков человеческого мяса из некоторых воинственных племен Африки. Те, в свою очередь, нападали на мирные деревни, захватывая жителей как скот и сгоняя их в колониальные фортпосты белых. Кроме многих людей, действительно захваченных в плен, были тысячи убитых и умерших от голода в результате набегов, уничтожающих африканские деревни. Тысячи людей погибали в междуусобных войнах племен, стремившихся прождать друг друга в рабство. Тысячи человеческих скелетов лежали среди скал и лесов на невольничьих тропах, ведущих к океану. По отчетам тех же португальцев, только пятая часть человеческого товара доставлялась живой из центральных районов материка на его побережье. К конечным же пунктам ужасных маршрутов, например на Кубу, живым добирался только. Один невольник из каждых десяти, захваченных в Африке. Таковой была цена этой дьявольской торговли человеческим мясом.
И вовсе не потому работорговля была со временем прекращена, что у европейцев взыграло чувство человеколюбия и заговорила совесть. Просто они подсчитали, что использование рабского труда является не только малорентабельным, но и во многом убыточным, если взять в зачет все расходы по его организации. Вот и весь гуманизм рыночной экономики, за которую мы теперь так ратуем.
Подавленные тяжелыми мыслями, навеянными нам развалинами старой тюрьмы, мы почти молча вернулись к баркасу. Мысли о кладе как-то отошли на второй план. Мы, конечно же, понимали, что все окрестные острова, за прошедшие с тех времен годы, были многократно исследованы вдоль и поперек как учеными, так и авантюристами всех мастей. Тем не менее, нам очень хотелось побывать там, где действительно когда-то был найден клад.
Баркас прошел по океану еще не менее часа, когда впереди, наконец, показался небольшой островок. Уже издали было видно, что его окружала бело-серая полоса. При приближении оказалось, что она состоит из невысоких рифов, отстоящих от берега на несколько десятков метров. Бирюзовые волны разбивались об эти камни, превращаясь в фонтаны брызг и белую пену. Гассан сбросил ход и мастерски провел баркас к берегу, ловко лавируя между острых коралловых образований. Мы выскочили на белую крошку берега и закрепили баркас за ствол ближайшего дерева. Их совсем немного росло на этом острове, и Гассан, прихватив с баркаса кирку и лопату, уверенно направился к самому высокому эвкалипту. Его дед когда-то посадил это дерево, как необходимый ориентир. Встав спиной к его стволу и обратившись лицом в сторону Занзибара, он сделал десять шагов, воткнул лопату в землю и велел нам снимать дерн. Мы по очереди, с азартом стали это делать, пока лопата в моих руках не заскребла по камню. Расчистив землю, мы обнаружили довольно плотную каменную кладку. Гассан стал простукивать киркой каменные плиты, одну за одной, прося нас все больше и больше снимать с них дерн. Наконец он остановился на одной из плит и стал очищать от земли пазы вокруг нее. Закончив эту работу, он вставил острие кирки в одну из щелей и подналег на рукоятку. Раздался скрежет камня, и плита приподнялась. Паша тут же засунул под ее край лопату, а Гассан переставил поглубже плечо кирки. Еще одно усилие, и плита была отодвинута нами в сторону. Из темного отверстия под ней в лицо повеяло холодом. Образовавшийся лаз был размерами около одного квадратного метра, а плиты, ограничивающие его, имели толщину до десяти сантиметров. Упершись руками в края отверстия, Гассан опустил в него ноги и достал на дно лаза. Глубина ямы доходила ему до груди. Велев нам подождать, пока он осмотрится, рыбак включил фонарь и, загнувшись, шагнул под плиты. Но не прошло и минуты, как он дернулся и сказал, что надо немного выждать: вентиляционный колодец, находившийся в противоположном конце пещеры, был давно засыпан землей, и воздух в ней был настолько спертым, что очень трудно было дышать. Переждав некоторое время, мы вслед за Гассаном полезли вниз, оставив на поверхности полковника Володю.
Помещение представляло из себя естественную пещеру в толще острова, уходившую двумя слегка наклонными рукавами в обе стороны от того места, где мы в нее спустились. Сначала мы пошли за Гассаном в левый коридор. Он был настолько узким, что нам приходилось сгибаться в три погибели и обтирать рукавами грязные стены. Однако буквально через не- сколько метров, мы вышли в довольно просторное помещение, можно было выпрямиться в полный рост. Это была, по сути дела, квадратная комната площадью около пятидесяти квадратах метров, явно выдолбленная искусственно в толще ракушника. Гассан сказал, что в ней-то и содержались рабы, подготавливаемые кем-то из торговцев для переправки на невольничий рынок Занзибара. Помещение было абсолютно пустым, и ничто в нем не напоминало об ужасах минувших дней. Тем не менее, находится в нем было страшно неуютно. Мы чуть не физически ощущали присутствие рядом кого-то, помимо нас. Мне приходилось бывать во многих пещерах и могу определенно заявить, что давившее на меня здесь чувство отнюдь не было клаустрофобией. Я все время оборачивался, явственно ощущая за спиной чье-то дыхание и напряженно ожидая, вот-вот кто-то возьмет меня за руку. Рубашка на спине взмокла от липкого пота, и я с облегчением воспринял слова Гассана, позвавшего нас к выходу.
Немного отдышавшись у лаза, мы пошли в правый коридор пещеры. Однако для этого нам пришлось отвалить киркой довольно большой плоский камень, наглухо перекрывавший этот проход. За ним также был узкий коридор, который постепенно стал расширяться, и скоро мы оказались в небольшой естественной каменной полости, напоминающей округлую комнату. Гассан прислонил кирку к стене и сказал, что мы пришли туда, куда хотели. Именно здесь его предок когда-то нашел остатки былого клада. Не могу сказать, что эта минута была для нас торжественной; скорее мы чувствовали некоторое разочарование. Мы стояли молча, освещая стены лучами фонариков и не зная, что дальше делать. Тишину нарушил Паша. Он сложил ладони рупором у рта и издал звук морского ревуна. Затем он предложил тост за удачу кладоискателей всего мира и раздал нам по пятидесятиграммовой полиэтиленовой упаковке рома. Алкоголь снял с нас напряжение, и мы разговорились, выпытывая у Гассана подробные детали находки. Но тот лишь повторил историю, рассказанную ранее у костра.
Тем временем Паша взял кирку и принялся методично простукивать ею стены пещеры. Я, со своим музыкальным слухом, присоединился к нему, включившись в игру и подначивая кладоискателя. Однако в одном месте звук действительно отличался, и у Паши округлились глаза…
Так он, наверняка, никогда не работал во всей своей жизни. Размахиваясь в полное плечо, он всаживал острие кирки в стену, отламывая породу кусок за куском. В лучах наших фонарей он выглядел самым трудолюбивым рабом в истории человечества. Казалось, еще минута и он закричит: «Мое!.. Мое!..»
Внезапно Гассан перехватил кирку и стал тщательно рассматривать место Пашиной долбежки. Покачав головой, он ткнул туда пальцем и подозвал нас поближе. В лучах света мы увидели тонюсенький ручеек воды, струившийся по стене из одного из отверстий, проделанного киркой. Вода была соленой, и нам стало как-то не по себе…
Гассан несколько успокоил, сказав, что непосредственной опасности в данный момент для нас нет. Пещера находится на одном уровне с океаном, и лишь вечером, при приливе, давление воды увеличится, и она может размыть себе ход, затопив подземелье. Тем не менее, мы засобирались наверх, успокаивая расстроенного Пашу. Тот все никак не мог успокоиться и принялся грести киркой толстый слой пыли на полу, подсвечивая себе фонарем. Скоро пыль стала щекотать нос, и мы, посоветовав Паше завязывать с безнадежным делом, двинулись к выходу…
Торжествующий вопль за спиной заставил нас вздрогнуть. Паша начал что-то бессвязно орать, и мы с трудом поняли, что он что-то нашел. Обернувшись, увидели его прыгающим в туче пыли, с высоко поднятой вверх рукой. С трудом разжав его кулак, мы увидели на потной ладони две зеленые, спекшиеся от времени старинные арабские монеты, с характерным квадратным отверстием посередине. Монеты были медными, но это нисколько не принижало исторической ценности находки, и от души поздравили счастливого Пашу. Заинтересованный интригующими криками, доносящимися из пещеры, дежуривший наверху полковник
