Тальви в особенности, обязаны Альдрику. Что – то меня здесь смущало. Слишком уж гладко и удачно. Я оглянулась на полковника. Помимо Каллиста, он казался наиболее здравомыслящим человеком во всей компании, и не худо было бы выслушать его замечания на сей счет. Но Кренге предпочел отмолчаться, только хмыкнул и отпил вина, словно салютуя в честь победы. Возможно, он признавал правомерность любых действий, когда они приносили результат. Достойная точка зрения.
– Но вы представляете значение того, что произошло? – Чувства душили юного рыцаря. – Вирс-Вердер сейчас для всего Эрденона хуже чем покойник! Слишком очевидно его ничтожество. Подумать только – титулованную особу при стечении многочисленного общества и под сенью дворца бьют по лицу, и что же? Граф убегает и прячется! Злейший из врагов не сумел бы столь убедительно смешать его имя с грязью, сколь он сам. Воистину он заслужил, чтобы ему, по древнему обычаю, обрубили, в знак трусости, угол герба – тот самый, где их род, претендуя на родство с Йосселингами, поместил изображение единорога…
Я первый раз слышала о таком обычае. Выверты, как сказал бы полковник.
– Козел бы ему больше подошел, чем единорог, – пробормотала я.
– О нет, – возразил Ларком, – козел в гербе ему совершенно не подобает. Ведь в геральдике это животное есть символ упорства…
Я посмотрела ему в глаза и убедилась, что он вполне серьезен. Ничего не поделаешь. Лучше сменить тему. И не выяснять, какие перчатки были у Рика. Я и так догадывалась, что не шелковые. При всей его трепетной заботе о красоте рук и гладкости кожи.
– А что слышно относительно послания к императору?
Ларком вздохнул.
– К сожалению, ничего определенного. Фрауэнбрейс сообщает, что передал послание в собственные руки канцлера Тьяцци, но до сих пор не получил ответа. Правда, прошло еще очень мало времени… Самитш тем не менее опасается, что в окружении канцлера есть люди ВирсВердера, точнее, его жены, и они могли выкрасть послание, пока оно еще не было прочитано императором.
– Это возможно? – спросил полковник у Тальви.
– Вряд ли. Скорее они постарались его задержать. Но если сильно припекло, могли и выкрасть.
– Значит, пока Альдрик умыл Вирс-Вердера здесь, он переиграл вас в Тримейне?
– Фрауэнбрейс может повторить ход – неужто ты думаешь, что он не оставил себе такой возможности? Но это уже не имеет значения, поскольку Дагнальд и ВирсВердер очистили поле.
Вошел Ренхид, и Тальви оборвал фразу. На всем протяжении ужина нас никто не обеспокоил – очевидно, так было приказано. Должно было произойти нечто крайне важное, если Ренхид решился нарушить распоряжение хозяина. Он мялся в дверях, не находя в себе сил произнести что-либо внятное, и наконец просто поднял руку и разжал кулак.
На его ладони лежал черно-белый перстень.
Тальви дал Ренхиду знак приблизиться. Забрал у него печатку, потом проговорил:
– Ступай. Скажи ему – пусть отдыхает. Передай господам Гормундингу и Бикедару, чтоб готовились и поднимали остальных.
И пока Ренхид поспешно удалялся, неторопливо надел перстень на палец.
– Что происходит, черт побери? – не выдержал Кренге.
– Происходит? – Тальви взглянул на черно-белый рисунок оникса, потом на лица гостей. – Возможно, уже произошло. У меня есть основания полагать, что его светлость Гарнего V Йосселинг близок к последнему издыханию либо уже отправился к праотцам.
– Откуда вы узнали? – Эйсанский рыцарь смотрел на него с почти суеверным почтением.
– Не знаю, поставил ли Альдрик вас в известность, что врач герцога – наш сторонник. Еще в Бодваре я передал ему перстень с условием, что, когда тот вполне уверится в близости смертельного исхода, он вернет перстень одному из моих людей. Я оставил там двоих, чтобы они поочередно неотлучно были вблизи дворца. Таким образом, посланник успел покинуть город раньше, чем Ион Лухтер закрыл ворота.
– Ты уверен, что лекарь не перекуплен и не предал тебя? – спросил Кренге.
– Я ни в чем не уверен, кроме того, что он боится. «Эрденон для эрдов», как вы слышали, а он – приезжий. Даже не уроженец империи. Итальянец. Чем раньше мы будем в Эрденоне, тем больше шансов избежать беспорядков и избиения чужаков.
– Так. – Кренге глубоко и сипло вздохнул. – Значит, ты едешь утром?
– На рассвете.
– Тогда я должен немедленно возвращаться в Аушеву, поднимать драгун и наемников.
– А я? – Ларком тоже жаждал действия. – С кем из вас я должен отправляться?
– Со мной, – сказал Тальви. – Капитул ордена все узнает сам, у них при дворе собственные осведомители. Я же беру с собой всех своих дворян и большую часть слуг. Когда мы приедем в Эрденон, Самитш и Альдрик постараются, чтобы ворота были открыты.
– А если они все же не сумеют уболтать горожан, – Кренге усмехнулся, – то к тому времени мы вас нагоним, и тогда наши доводы будут покрепче!
– Надеюсь, обойдется без кровопролития, – заметил Ларком. – Тальви обязаны впустить в Эрденон. Ведь он должен принять командование гвардией.
– Я разве сказал, что мы собираемся брать Эрденон штурмом? Зачем, город нам полезней невредимым. Просто убеждения, подкрепленные силой оружия, доходчивее всяких других.
Обо мне никто не вспоминал, а я не стремилась напомнить. Передо мной стоял нетронутый кубок со скельским. На чеканном боку красовался эмалевый герб. Сменит ли вскорости грифон Тальви единорога Йосселингов? Или единорог – символ герцогства, а не уходящей династии? Какая разница! У этих
