за вожаками стада. Но люди – все же не бараны, и я заметила, что часть маскированных устремилась в прямо противоположном направлении – в глубину парка, где аллеи оставались темными. Всяк понимает безудержное веселье по-своему. Особенно когда ты в маске. На собственном опыте убедилась.
Гверн, очевидно, тоже это вспомнил.
– Напоминает карнавал в Гдетое. Как мы тогда танцевали! – он потянул меня за руку. – Идем в зал, будем танцевать и здесь.
– Не отвлекайся! Надо действовать, а не предаваться лирическим воспоминаниям.
– А я о чем? Прежде чем ты приступишь, нужно, чтоб твой наряд и маска как следует примелькались на свету и всеобщем обозрении. И лучшего места, чем бал, не придумаешь.
На сей раз прав был он, и я последовала его совету.
Прав был и маэстро Монферран, восхвалявший достоинства современной архитектуры. Если б стены замка были такими, как в порицаемую им эпоху, то демона с два бы я по ним вскарабкалась. А сейчас на них было столько лепнины, что только ленивый не залезет. Разумеется, карабкалась я не в роскошном бальном сарафане, пошитом моветонскими портными. Еще готовясь к балу, я догадывалась о подобных перспективах, и потому под сарафаном на мне был рабочий костюм. Нет, сарафан все же очень удобная форма одежды. Наличие штанов и куртки под ними незаметно, равно как необходимого минимума оружия. Снимается и надевается тоже легко.
Оставалось уповать на то, что я правильно высчитала, какая из каминных труб будет полезна. Нет, все-таки в эпоху Воздержания, когда действовал принцип «один замок – один очаг», было проще. Теперь же, с этой новейшей архитектурой, процветшей в Шерамуре, крышу украшал целый лес труб. И у замка Тур-де-Форс была та еще крыша, где трубы выглядели как-то особенно зажигательно.
Еще подъезжая к сему строению, я вспомнила отца Батискафа и его постоянную боязнь подслушивания через каминную трубу. Наверное, у него были основания. И не у него одного. Иначе бы заговорщики не определили место встречи в последний момент. Но это им не поможет – если я найду верную трубу. И если в нее пролезу. Ох, шерамурская кухня, шерамурская кухня, что ты с людьми творишь...
Однако труба оказалась достаточно просторна. Сущая находка для шпионки. Только бы им не вздумалось посреди ночи топить камин.
Так! Слышны голоса. Кажется, попала туда, куда нужно. К сожалению, с моей позиции увидеть никого и ничего было нельзя. Что ж, попробую определить по голосам.
Я устроилась на выемке в трубе, устроенной как раз над очагом, и стала слушать. Поскольку я несколько припоздала, собрание уже началось.
– ...определиться и не позволить ситуации выйти из-под контроля, – это говорил хозяин замка.
– Тем более что в последнее время происходит немало странных событий, и в провинции появляются подозрительные личности, – это дю Шор. – Например, эти де Кипежански. Я наводил справки – никто не видел, когда именно они приехали в Мове-сюр-Орер, и каким путем.
О, как интересно! Мы все-таки под подозрением.
– И то, как ловко князь справился с кабаном, наводит на мысль, что он сам этого кабана и выпустил, – продолжал шевалье. – Поволчане – умелые охотники на крупных хищников, это всем известно.
– Вы противоречите себе, – отвечал Такова-Селяви. – Либо они поволчане, либо нет. Если они поволчане, что же, они везли с собой специально обученного кабана от самого Поволчья? Там нет магических врат, это также общеизвестно.
– Княгиня точно поволчанка, – вступил женский голос. Монбижу, без сомнения. – Ни одна уроженка Шерамура не станет одеваться в таком стиле.
– Это также и не имперский стиль, – подтвердила герцогиня.
Ну, спасибо, сарафан, в очередной раз выручил. А эти милые дамы и господа, охотно заводившие с нами знакомство, оказывается, так нас проверяли. Что ж, вполне объяснимо. Я почти ожидала, что следующей насчет моей манеры одеваться выскажется маркиза де Каданс. И голос, вступивший в беседу, высокий, жеманный, и в самом деле несколько походил на женский. Но это не был голос маркизы.
– Ах, оставьте. Какое дело выходцам из дикого Поволчья до того, кому будет принадлежать корона Шерамура? – Не так давно этот голос с тем же выговором в нос произносил приветствие «принсу Кипежански». Граф Куткомбьен. – Этот Равиоли – вот кто по-настоящему подозрителен.
– И еще это явление святой Инстанции, – подхватил дю Шор. – И, вдобавок, колдовское нападение на епископа. Слишком много загадочных происшествий за столь короткий промежуток времени, вы не находите, милорд?
Какой еще милорд? Никаких милордов в программе не значилось.
– Герцог заверил меня, что уладит насущные проблемы, – отвечал незнакомый голос, несомненно, мужской и с явственным островным акцентом.
– Если вы намекаете на недоразумение с банкиром, милорд, – с досадой произнес Такова-Селяви, – то оно будет улажено. Хотя вероятность того, что он сможет узнать вас, ничтожно мала. Послание, сообщавшее о вашем прибытии, было зашифровано, а нами приняты меры предосторожности.
– Надеюсь, вы понимаете, что, если слухи о моем пребывании здесь выйдут за пределы этих стен, это грозит серьезными дипломатическими осложнениями?
Вновь раздался мелодичный голос герцогини.
– Мы прекрасно понимаем, лорд Тремор, что только забота о благе вашей державы вынуждает вас идти на жертвы, мучительные для человека вашего положения. Выдавать себя за особу низкого звания, грубого горца, мазать лицо это ужасной синей краской... Со своей стороны, мы сделаем все, чтоб эти жертвы были не напрасны.
Ну и дела! Лорд Тремор, насколько мне известно, – первый министр Биллиарда II, короля всея Кельтики. И здесь он под личиной одного из телохранителей герцога, ибо синей краской раскрашивали лицо в ритуальные узоры только они. Голос ап Грейда я слышала, это был другой, следовательно, Тремор – это ап Дейт.
