одной двери был «глазок». Но без самого «глазка», под которым нормальные люди понимают оптическое устройство, позволяющее рассмотреть прибывших. Просто отверстие, из которого тянуло гнилью, пропахшими самосадом обоями и из которого бил луч света – напротив двери было расположено окно квартиры.
Но Кряжин и тут задерживаться не стал. Спустился еще на этаж, а потом еще на один. Расположившись на восьмом, Шустин и капитан слушали, как советник звонит в чью-то квартиру, а после беседует. «Бу-бу- бу...» – неслась по подъезду степенная речь следователя. «Ба-бу-ба-ба...» – вторило ей эхо писклявого голоса жилички.
Поднялся Кряжин. Советник ткнул в покосившуюся табличку с облезшей позолотой – «66». До сатанинского числа не хватало всего одной шестерки. Впрочем, как уверил Кряжин со слов жилички, это никак не мешает хозяевам квартиры превращать жизнь второго подъезда дома в ад.
– Однокомнатная, – привычно стал вспоминать планировку квартиры в подобном доме капитан. – Налево – совмещенные ванная и туалет. Прямо – кухня. Направо – комната в семнадцать метров. На стене напротив окна ниша, в которую может запросто поместиться два человека. В такой мы брали Зайнулина и Скока.
Шустин вздохнул. «Брали...» После предыдущего посещения аналогичной квартиры у него остались неоднозначные впечатления, в безграничности фантазий обоих спутников убедиться он уже успел, и теперь с замиранием сердца ждал, что будет дальше. Уверовав в способности Кряжина и Сидельникова, получить увечья он не боялся, однако чем дольше их «следственная бригада» перемещалась по Москве, тем журналист неуютнее себя чувствовал. Готовящийся репортаж распадался на десятки обрывков, связь между которыми находил лишь сам Кряжин. Так получатся скорее дневниковые записи, нежели целостный рассказ.
Ладно, не Разбоев. Пусть Олюнин. Фамилию в репортаже изменить недолго. Но поведение советника столь непредсказуемо, а его поступки столь непонятны, что можно усомниться и в том, что это Миша-Федул по фамилии Олюнин резал девочек. Хотя теперь уже для всех совершенно очевидно, что к смерти уже семи девчонок причастен именно Олюнин...
Додумать он не успел.
Сидельников приблизился к отверстию в двери, заложил в рот два пальца и резко свистнул. Этот муровский «звонок» заставил безмолвную доселе квартиру ожить, и через секунду луч света, бьющий из двери, исчез.
Едва луч из двери исчез, капитан сделал два шага назад и с короткого разбега с силой ударил в замок.
Обычно такие двери после такого удара отлетают в сторону, а искореженный замок снарядом летит в комнату. Однако на этот раз дверь врезалась в какое-то препятствие, раздался глухой стук, напоминающий треск раскалываемой колуном колоды, и Сидельников, улучив момент, когда дверь начала свое обратно- поступательное движение, врезал по ней еще раз. Стук снова раздался, за дверью что-то загрохотало по дощатому полу, а створка, тактично приоткрывшись, явила взору интересное зрелище.
Удар первый обрушил дверь на голову любопытного хозяина и ввел его в состояние шока. В ушах его звенели колокола, глаза помутились. Удар второй ввел его в состояние грогги и повалил на спину.
На полу квартиры, чью планировку так точно описал опер из МУРа, лежал мужчина лет сорока – сорока трех на вид. Голова его, лысеющая на затылке, лежала на левом ухе, в неопрятно расчесанных волосах виднелась седина. Мужчина был выше Шустина, но на полголовы ниже Кряжина и Сидельникова. Руки хозяина квартиры были раскинуты в стороны, словно от радости встречи со старыми знакомыми. Если бы не гематома в лобной области и не распухающая на глазах височная часть над правым ухом, можно было подумать, что человек спит.
Мужчина дышал ровно, поэтому Кряжин, мягко перешагнув через него, ступил в комнату и тут же отшатнулся обратно – старый прием, рассчитанный на срыв нервов у притаившегося за углом врага. Или, как выражаются военные, – «вероятного противника». То есть мы точно знаем, кто у нас противник, но мы верим в его порядочность, а пока лишь расстреливаем макеты его танков из пушек для напоминания о том, что мы-то знаем, кто у нас противник...
В этом плане действия пушкарей на учебном полигоне сродни поведению следователя прокуратуры, входящего в незнакомое помещение. В квартире тихо, но мы-то знаем, что за углом кто-то есть. Нет никого за углом? Значит, еще не подошел.
За углом действительно никого не было. Вероятно, действительно еще не подошел, потому что на выцветшем от времени журнальном столике у окна стояла непочатая бутылка водки, тарелка с заскорузлыми и бирюзовыми, как отчлененные пальцы тетки-смерти, огурцами и буханкой порезанного хлеба. По обе стороны от этикетки «Русская» располагались два стакана. Все было готово.
Замок был сломан, дверь, не имея запора, открывалась сама по себе, а потому Сидельников, пока советник прилаживал к двери примитивный тормоз, оттащил все еще находящегося в беспамятстве хозяина в глубь комнаты. В «глазок» снова забил яркий луч, и на лестничную клетку не доносилось ни единого звука. Словно и не было этого грохота, вмешавшегося в намечавшееся застолье.
Телефонные розетки – одна на плинтусе, в углу комнаты, вторая в прихожей, на стене, и отсутствие в квартире телефонного аппарата доказывали сразу два факта. Первый: за неуплату услуг телефонной связи оная будет обязательно отключена. Второй: пропить в Москве можно все, даже телефонный аппарат.
Сидельников занялся нишей скорее автоматически, нежели в надежде обнаружить там что-нибудь заслуживающее внимания. Его старания были вознаграждены лишь отчасти. За исключением одного- единственного предмета, ниша была пуста, как комната, приготовленная для капитального ремонта. Но предмет этот привлек к себе внимание не только потому, что он был единственным, а потому, что предназначение его не соответствовало сути самой квартиры и жильцов, ее населяющих.
На ладони капитана лежал клочок материи с конфигурацией щита и надписью: «МЧС РОССИИ».
– Посмотрите, – сказал Сидельников. – Остается только догадываться, кто тут является спасателем.
– Он и является, – кивнул на лежащего на полу мужчину, занимаясь выворачиванием его карманов, советник. – Лекарство на столе. Олюнин сейчас придет и спасется.
Кряжину, в отличие от сыщика, не повезло вовсе. Достоянием досмотра явились несколько мятых десятирублевых купюр и горсть мелочи. Никаких записных книжек, никаких указаний на существование какой-либо еще информации. Шустин бродил по квартире от капитана к следователю с таким видом, словно надеялся увидеть либо нож, которым совершались убийства, либо еще один девичий труп. По окончании осмотра он остался неудовлетворенным, однако румянец на щеках свидетельствовал о явном волнении.
– Шустин, занялись бы чем. Балкон осмотрите, – заметил советник.
Вернись время назад – и Шустин ни за что в жизни не стал бы исполнять просьбу Кряжина, совершенно необязательную для него. Но он подошел к балкону и распахнул створку. Потом вторую.
Сначала в комнату ударила тугая струя предновогоднего морозного ветра. Она снесла со столика газету, на которой стояли стаканы, а потом и сами стаканы.
А удар откуда-то из глубины балкона, но вовсе не ветра, снес с ног репортера.
Кряжин повернул голову на звук грохота в тот момент, когда из носа Шустина, очерчивая параболу, вылетела тонкая струя крови. Ударившись в обои времен застоя, она размазалась по стене и стала похожа на красную турецкую саблю. Шустин падал на спину, из его перекошенного рта вылетали звуки, похожие на шелест скользящей по блоку оборванной веревки.
И вот он, последний звук падающего на столик с водкой и примитивной закуской тела... Он оглушил все вокруг и привел в чувство всех, кроме продолжающего лежать посреди комнаты хозяина.
– Это Миша-а!.. – визгливо зарычал Шустин. Так строжится уличная шавка размером с шапку.
На него было жалко смотреть. Так, наверное, репортер выглядел в пятом классе, когда его били за доносы: кровавая клякса посреди лица, в глазах слеза, рот кривится, а тело дрожит.
Оторвавшись от пола, Сидельников в два прыжка достиг балконной двери и еще раз распахнул ее, готовый к любой встрече. Последнее, что он видел, – была правая нога неизвестного, перебрасываемая на соседнюю лоджию.
– Сукин сын! – взъярился капитан. – Он в соседней квартире.
Кряжин оценил ситуацию мгновенно. Уходя вслед за прытким незнакомцем, они оставляют в квартире свидетеля их появления. Минут через пять свидетель придет в себя и первое, что сделает, это выбежит на
