Иначе они нас загонят. Во дворах они – как лев в терновнике! – Глядя, с каким усердием друг Малыгина- младшего выполняет все мои указания, я решил воспользоваться моментом. – Ваня, так о чем тебе говорил Артем?
– Пошел ты!.. Пошел, понял!!
– Нет проблем. – Я распахнул свою дверь, и в салон ворвался бешеный ветер. – Я сейчас пойду, оставив тебя разбираться с этими охотниками один на один. Отделаюсь парой шишек и фонарем под глазом. А вот из тебя, салага, они дуршлаг сделают!
– Закрой, закрой! – Зотов бросил на меня ненавидящий взгляд. – Да кто ты такой, мать твою?!
– Посланец божий!! – заорал я. – Если бы я к тебе не пришел, ты бы уже давно лежал в своей квартире с пулями в глупой голове!! Ты что, счастью своему никак поверить не можешь?! Тебя эта братва убивать приехала!!
– Да за что?! – Слюни, оторвавшись от пенных губ Зотова, забрызгали приборный щиток.
– За тот разговор с Малыгиным! Он тебе очень много рассказал лишнего, и сейчас кто-то хочет исправить ошибку! Во двор заезжай, теперь – налево!
– Там тупик! – завизжал Зотов.
– Сына, я в этом городе тридцать семь лет живу! У тебя в голове тупик!
Проскочив под знак «Тупик», мы влетели в арку ворот, и тут Ваня понял, что не все знаки говорят правду. Бывший обкомовский дом, ныне – дом высокопоставленных лиц мэрии, охранялся не только омоновцами, но и липовыми дорожными знаками. Если повесить знак «Въезд запрещен», тут сразу образуется автотрасса. Таков менталитет российских водителей. А какой дурак поедет в тупик? Это тоже из области менталитета моих сограждан...
– Дави на Волочаевский! – Я покусывал губы, наблюдая, как стремительно настигает нас джип. На Волочаевский жилмассив я приведу погоню, и там нас встретит Земцов. Приведу, если успею... – Так о чем тебе рассказывал Артошка?
Клацнув затвором, я дважды нажал на спуск. Обнаглевший джип слегка сбросил скорость. Вероятно, его пассажиры мгновенно сообразили своими разжиженными мозгами, что ничто в этой жизни не дается очень просто.
Ошалевший от моей стрельбы, Зотов взвизгнул:
– Да кто ты такой?!
– Называй меня Лобо... – Я натянул шапочку на уши.
– Пошел ты... – прошипел Зотов. – Ты мусор вонючий, вот ты кто!!
– Кто из нас вонючий – вопрос спорный, – возразил я, не отрывая взгляд от черного чудовища. – Но встречать нас точно будут мусора. А когда встретят, я уже ничем не смогу помочь ни тебе, ни Артему. Тебя растрясут, как грушу. И будет поздно. Ты пожалеешь, но будет поздно...
Прицелившись в левую половину лобового стекла, где, по моему разумению, должен находиться руль, я выстрелил еще раз. Случилось чудо. Кажется, выстрел из этого шедевра оружейной техники достиг цели. Я даже услышал мат из салона джипа. Нет, наверное, показалось... Джип в пятидесяти метрах от нас, и кругом все ревет, как на ипподроме во время соревнований по спидвею. Послышалось...
Но водитель «Крузера» после моего выстрела едва не перевернул машину! И даже сквозь тонировку я вижу искаженное лицо сидящего рядом с ним. Может, прав был свидетель Прут, заявляя, как рассмотрел компакт-диск на серебряной цепочке, взметнувшийся к потолку во время удара?
– Артем говорил, что он, Бася и Сериков решили провернуть дельце...
– Хорошо начал, – похвалил я инициативу Зотова, придвигаясь к нему поближе.
– Я не знаю точно, что за дельце, Артем говорил лишь о порошке...
– «Ариель»?
– Нет... О героине.
Джип опять приблизился. Я уже вижу рожу водителя и его палец, который указывает мне прямо в лоб. Странно, при чем тут я? Им Зотов нужен. А! Забыл... Это же я всю малину изгадил.
– Ваня, ты говори побыстрее. Чует мое сердце, что или ты не успеешь договорить, или я – дослушать.
– Они собирались перебросить тридцать пять килограммов афганского героина через западную границу, в Прибалтику. То ли в...
– То ли в Латвию, то ли в Литву, – закончил я. – Я помню, ты постоянно путаешь. Чей был порошок?
– Баскова. Но долю на приобретение дал Сериков. Так что, можно сказать...
– Что это героин общий, – опять подвел итог я. – Я понял. Что было дальше?
– Потом Артем сказал, что груз «спалили». В Риге, кажется. Сказал, что он отвечал за маршрут, и теперь вся ответственность за срыв поставки лежит на нем. Он поэтому и пил как сапожник. Даже не закусывал! Пил и пил, пил и пил...
– Дальше что, Ваня?! Что было, когда он напился?
Отвлекшись разговором с Зотовым, я выпустил из виду джип. Я понял это слишком поздно. Как раз в тот момент, когда сзади, почти в пяти метрах от нас, стала разрывать слух автоматная очередь...
Глухой удар, и рев двигателя, работающего на холостых оборотах. Колеса, крутящиеся без соприкосновения с асфальтом...
Не понимая, что происходит, я почувствовал, как вращаюсь внутри машины, не в силах понять, где пол, а где крыша. Через покрытое паутиной трещин и отверстиями стекло я видел, как дорога меняется местами с небом...
Я двигался по трассе уже не лицом вперед, а левым боком...
Нет, правым...
Нет, спиной вперед...
Небо, дорога, небо... Снег, много снега... Стекло на лице, больно...
Я лежу в полной темноте, уткнувшись губами в кожаный потолок салона. Я лежу на животе и чувствую, как в мою голову упирается рука Зотова, а в спину – руль.
Я смотрю на белеющие в темноте пальцы бывшего собеседника и слышу, как на обшивку, рядом с моим лицом, капает жидкость. Масло?
Нет, масло так не пахнет.
Так пахнет кровь.
Дело плохо. Дело очень плохо. Настолько отвратительно, что я даже не могу подобрать достойного эпитета для определения того – насколько.
Кряхтя, как старик, страдающий подагрой, я выполз из машины. Еще некоторое время пришлось выбираться из-под снега в полной темноте. Наверное, я все-таки потерял в какой-то миг сознание, поскольку на дороге уже не было ни самого джипа, ни шума его удаляющегося двигателя.
Теперь – о плохом деле. На глазах почти двух десятков свидетелей я увез Зотова из его квартиры на автомобиле «Тойота Виста». Спустя полчаса Зотов мертв и лежит в упомянутой автомашине. Я – судья Струге, рассматривающий уголовное дело по факту обвинения человека, который являлся другом убитого. И не далее как полчаса назад, опять же при свидетелях, я произнес фразу: «Важно, на сколько сядет Артем Малыгин». Этой фразой я исключил любую случайность в своих последующих объяснениях Земцову или кому бы то еще ни было. Омерзительнейшая ситуация.
До Волочаевского жилмассива, упомянутого мною в разговоре с Земцовым, – минут пятнадцать езды. Массив находится неподалеку от УБОПа, поэтому я и определил место «встречи» там. Дорога пустует, справа от нее – ряд магазинов, слева – пустырь. На этом пустыре, под толщей снега, сейчас похоронены машина и Зотов.
Растерев лицо снегом, я пытаюсь заставить работать свой мозг. Если бывшему следователю прокуратуры ничего не стоило распутать козни преступника, то почему он не в состоянии их запутать?
Глядя на ряды магазинов, я не к месту ухмыльнулся. Наша «колонна» неслась с такой скоростью, что роковые выстрелы прозвучали метрах в трехстах от того места, где я сейчас стою. Их никто даже не слышал. А глубокий снег заглушил все звуки переворачиваемого автомобиля. «Тойоту» даже не видно с дороги – черное пятно на черном снегу. Если бы мы вылетели вправо, то декабрьский подвиг Малыгина- младшего был бы повторен с точностью до миллиметра. Салон одежды, стеклянная витрина...
