его собеседник хорошо знал предмет, которым интересовался.
– Значит, счет не именной, – заключил Хорошев. – Значит, существует и третий вариант. Деньги будут переведены, если знать цифровой код. Я даже не знаю, стоит ли мне задавать последний вопрос...
– 545732164.
– Для раненного в ногу у вас неплохая память. И все-таки я запишу. Значит, это первый код. А второй?
– Четыре пятерки, тринадцать, двадцать восемь, ноль, один.
Вынув из кармана пиджака крошечную электронную записную книжку, Хорошев забил номера в память.
– Полетаев, я одного не могу понять. Смотрю сейчас на вас, взлохмаченного, несчастного, раненного, лежащего на лисьем дерьме в сорока километрах от вашего разрушенного дома, оставшегося без помощников, мобильного телефона и даже денег на проезд в общественном транспорте, и в голове стоит один-единственный вопрос... А нельзя было отдать мне этот долбаный карандашный рисунок сразу, едва я его попросил?
Утвердительный ответ на этот вопрос Полетаев сформировал лишь сейчас. В сорока километрах от своего разрушенного дома, но в пяти шагах от апостола Петра, бряцающего ключами у ворот Эдема.
– Если ваша жизнь продолжится, как вы намерены ее использовать?
Полетаев немного воодушевился:
– О-о-о... Я тут же позабуду о всех событиях, которые происходили в последние две недели, снова займусь инвестициями... Вы знате, Хорошев, иногда этот промысел приносит неплохие доходы. Вот, к примеру...
– Полетаев, назовите мне, пожалуйста, номер вашего первого кода для распечатывания счета в Цюрихе.
Остановленный посреди фразы, Полетаев закрыл рот и растерянно посмотрел на Седого.
– Вы разве не расслышали? Номер вашего счета!..
– 5457...32...164...
– Отнесу этот нечеткий ответ на счет ярко выраженного шока. Но теперь меня интересуют истинные цифры, которые стоят в номере вместо названных вами тройки и единицы.
Полетаев криво усмехнулся и развел руками:
– О чем это вы?.. Какая тройка?.. Какие истинные цифры?..
Хорошеву надоело играть в хорошего полицейского. Играть в плохого уже не было времени. Поэтому он перестал играть вообще. Он стал
– Полетаев, когда меня сегодня пригласил на встречу старый школьный товарищ, я захватил с собой автомат, чего не делал ни разу перед этим. Когда началась стрельба, я стрелял лишь в тех, кто представлял для меня опасность. Когда вы с вашим шведом побежали в разные стороны, я мгновенно последовал за вами, справедливо оценив более важное для меня. И это несмотря на то, что каждое последующее событие после вашего появления на крыльце происходило для меня неожиданно. Вы знаете, что такое подразделение глубинной разведки, Полетаев?
Полетаев признался, что нет. Собственно, даже не признался, а единственный раз за все время речи Хорошева моргнул.
– Так вот, я был командиром взвода, а потом и роты глубинной разведки. А она – единственная в своем роде. Единственное, что интересует командира этого подразделения, заброшенного вместе с подчиненными на триста километров в тыл противника, это сбор информации. Умение делать это не прививают, а втравливают, потому что информация – это основа победы. Есть сведения, за одно лишь владение которыми убирают не только лицо, ими обладающее, но и родственников этого лица, однокашников этого лица по школе и однокакашников этого лица по детскому саду. И эти сведения всегда кого-то интересуют. Раз так, значит, есть те, которые эти сведения умеют добывать! С каждого задания возвращается приблизительно пять процентов подразделения. И я всегда входил в это число. А знаете почему? Потому что я всегда знаю, когда нужно перейти на другую сторону улицы, когда выйти из ресторана, и человеческую речь слышу не как все. Для вас ваша речь – просто звуки, из которых складываются слова, а я расставляю звуки на нотном стане, как ноты... Поэтому...
Дотянувшись до руки, которой Полетаев опирался на землю, Седой с силой вогнал нож по самую рукоятку в ладонь собеседника.
– Поэтому я всегда слышу, где и на каком звуке человек фальшивит! Полетаев, мать твою!.. Не заставляй меня тебя пытать! Поверь, ты умрешь от ужаса, когда увидишь, что я с тобой собираюсь делать!..
Николай Иванович не представлял, что может кричать таким голосом. Он не узнавал его, поэтому сама ситуация принимала для Полетаева вид кошмарного сна. В его ушах звенел крик петуха, певшего дуэтом с недорезанной свиньей...
– Пароль, Полетаев, пароль!..
– 545782...464... Господи боже, Хорошев!! Я через руку вижу вас...
Седой дождался, пока Николай Иванович, повернувшись на бок, закончит извергать рвотные массы, и, воспользовавшись ножом как рычагом, вернул его в исходное положение.
– Это просто шок, Полетаев. Скорее психологический, чем болевой. Но вы опять меня обманули. И мне придется продолжить...
– Не надо!.. Не надо... Вместо предпоследней четверки – нуль... Будь ты проклят...
Хорошев усмехнулся.
– А вот сейчас верю. И знаете, почему? Не может быть, чтобы среди девяти цифр не было ни одного нуля.
Открыв записную книжку, которую он не собирался прятать в карман с самого начала, он изменил на табло информацию и удовлетворенно защелкнул пластиковые створки.
– А теперь давайте проверим код для операций с суммами на счете.
Полетаев поклялся, что, обманув его единожды, ему не было смысла обманывать его во второй раз. И Хорошев поверил. В конце концов, убедиться в искренности Полетаева при любом раскладе можно будет лишь тогда, когда он доберется до телефона.
– Послушайте, Хорошев... – Заметив, как изменился взгляд подполковника, Николай Иванович заметался по траве. – Послушайте, не совершайте греха... Умный пастух снимает с овцы шерсть, а не шкуру... Вы не можете меня убить! Неизвестно, как обернутся ваши дела в Швейцарии, а я как раз тот, кому в силах вас обеспечить даже без этих проклятых миллионов!! Вы думаете, что Уса я послал, чтобы убить вас?! Это ерунда!! Кто вас смог в этом убедить?! Покажите мне его, и я возьму этого типа к себе в фирму менеджером по продажам жилья! Единственное, что я сделал, это пустил в окно ракету! Но я клянусь, что сделал это неумышленно.
Седой вынул из земли лезвие и обтер его о брючину Николая Ивановича до хищного блеска.
– Все, что ты сделал неумышленно, Полетаев, это родился. И то, едва появившись на свет, стал орать и что-то требовать. Я ведь тебя просил о такой малости... Вернуть картину... Что тебе стоило это сделать? А ты, уверовав в себя, выстроил план... Да, план... Вы решили самому себе продемонстрировать, что счастье близко. – Хорошев поднял на жертву взгляд, и тому показалось, что это взгляд из-под капюшона. – Я вам объясню, Полетаев, что такое счастье. Чуть позже... А сейчас, на всякий случай, просто так, ради любопытства – кто вывел вас на шведского любителя старины?
– Он живет. В Тернове. На улице. Доброслободской. – Полетаев, слушая своего визави, мог говорить лишь отрывисто.
– А поточнее? Фамилия там, адрес...
Полетаев назвал. Он не мог не назвать. Он впал в ступор, когда понял, что все обращения к нему Хорошев употребляет в прошедшем времени.
Седой поднялся на ноги.
Закрыв глаза, Полетаев приготовился если не почувствовать, то хотя бы не увидеть свою смерть. Каково же было его изумление, когда до его слуха донесся хруст веток!
Хорошев... уходил?!!
