— Я знаю, — вздохнул Свейн.
— Слушай, это нужно было видеть! Он полетел прямо...
— Все, хватит! Не рассказывай мне!
На другом конце провода раздался громкий смех Уилсона.
— Может, рассказать?
— Нет, не надо, если хочешь остаться живым. Может, заскочишь ко мне, и посмотришь матч еще разок?
— Конечно, почему нет? Я буду у тебя в десять — сказал Уилсон и повесил трубку.
Свейн посмотрел на микроволновую печь — на ней зеленым цветом высвечивалось время: 17:45. Он взглянул на Холли, которая удобно расположилась на ковре у телевизора. На экране танцевали какие-то разноцветные маленькие существа. Свейн взял свой напиток и вошел в гостиную.
— Что ты смотришь?
— 'Покемонов', — не отрывая глаз от экрана, ответила Холли. Она запустила руку в коробку и достала оттуда печенье.
— Нравится?
Она быстро обернулась и сморщила нос:
— Не-а. Мяута сегодня нет. Посмотрю, что по другим каналам.
— Стой, подожди, — сказал Свейн, нагнувшись вперед и потянувшись за пультом, — там будет спортивная передача...
Канал переключился, и на экране появился диктор программы новостей:
«... что касается футбола, то болельщики столичной команды „Джайантс“ не должны сильно огорчаться из-за победы команды „Редскинс“, выигравшей у „Джайантс“ со счетом 24:21 в дополнительное время. В это время в Далласе...»
Свейн закрыл глаза и откинулся в кресле.
— Ну, вот...
— Ты слышал, пап? Вашингтон выиграл. Дедушка обрадуется — ведь он живет в Вашингтоне.
Свейн тихонько засмеялся:
— Да, дочка, слышал, слышал.
Пол Хокинс лениво бродил по холлу библиотеки. Каждый его шаг гулким эхом отдавался в пустоте атриума. Он остановился и огляделся. Атриум представлял собой достаточно простое, но очень просторное помещение. Вместе с балконом в форме подковы, располагавшимся над нижним этажом, потолок был высотой в два яруса. В вечерних сумерках атриум выглядел почти как пещера.
В задумчивом полумраке виднелись очертания десятифутовых стеллажей. Действительно, с наступлением ночи, не считая резкой белой полоски света, идущей от справочного столика, за которым читала Паркер, огромную комнату освещали только косые голубые отблески уличных фонарей.
Хокинс взглянул на Паркер. Она все так же сидела за столиком, положив ноги на его край и держа в руках какую-то книгу на латыни, которую, по ее словам, она читала когда-то в школе.
«Господи, какая же зловещая тут тишина», — подумал Хокинс.
Телефон снова зазвонил. Холли вскочила с пола и схватила трубку.
— Алло, Холли Свейн слушает. Да, он дома.
Она прижала к себе трубку и прокричала изо всех сил:
— Папа-а-а-а! Тебя к телефону!
Свейн выскочил из спальни и сбежал по лестнице вниз в коридор, на ходу застегивая рубашку. Ремень на брюках не был застегнут и болтался на талии, а волосы были еще влажными после душа. Он криво улыбнулся Холли и взял у нее трубку:
— Ты что, хочешь, чтобы все соседи услышали, что мне звонят?
Холли пожала плечами и, пританцовывая, направилась к холодильнику.
— Здравствуйте, — произнес Свейн в трубку.
— Это опять я, — ответил Уилсон.
Свейн взглянул на часы.
— Эй, где ты пропадаешь? Уже почти шесть. Ты где?
— Я все еще дома.
— Машина опять не заводится, — невозмутимым голосом сказал Уилсон.
Свейн засмеялся.
Хокинс умирал от скуки.
Он лениво поднял голову, посмотрел в сторону лестничного пролета и включил свой тяжелый полицейский фонарик. Белые мраморные лестницы с массивными дубовыми перилами поднимались по спирали вверх и уходили в темноту. Хокинс покачал головой: если раньше что-то строили, то на века.
Паркер поднялась со стула и лениво осмотрелась вокруг: было темно.
— Чем ты там занимаешься? — крикнула она.
— Да вот, осматриваюсь.
Паркер подошла к Хокинсу. Он стоял в дверях, ведущих к лестнице, с включенным фонариком и вглядывался в темноту.
Она остановилась рядом с ним.
— Неплохое здание, — сказал Хокинс.
— Да, — согласилась Паркер, — тут ничего, мило.