обучения…
Да, это был Иван Николаевич.
– Вот и Марат Михайлович о вас беспокоится!
– Какой еще Марат Михайлович? – опешил Антон.
– Злобин, конечно. Замечательной души человек. Всем интересуется, обо всем рассказывает. Бойкотируя учебу и наше общество, вы очень много теряете, Антон Павлович. – Судя по довольному тону Бутурлина, Струге понял, что адвокат обосновался в их номере капитально. – А вы все следствием, следствием занимаетесь… Да? Кстати, хотите, подскажу одну умную вещь, о существовании которой вы с вашим следователем вряд ли догадываетесь? Меня на мысль все тот же Марат Михайлович натолкнул. Он заметил один любопытный факт. Если Феклистова убили, тогда откуда люди, разбившие мне лицо, знают, что документы у вас? Ведь если верить вашему рассказу, получается, что вы могли заметить документы в ящике лишь в присутствии того же Феклистова. Больше в коридоре никого не было. Почему же вышли на вас? Кто-то должен был знать об этом еще!
– Вы посмотрите, какая рассудительность! – ахнул Струге. – А интересно, откуда это Злобин узнал о каких-то документах? Прямо ума не приложу…
Судья уже очень жалел, что волею случая ему и Выходцеву пришлось раскрыть перед Бутурлиным карты. Но кто мог предполагать, что этот бука в одночасье превратится в болтуна? Казалось, что мурманский судья молчать и бурчать будет даже тогда, когда его поведут на расстрел.
– Бутурлин, при вас нельзя даже мелочь пересчитывать. Если бы я знал, что вы, без ведома отдельных лиц, считаете возможным рассказывать первым встречным об их проблемах, я бы выгнал вас взашей!
– Руки коротки. – Бутурлин перешел к активной обороне: – Вас на мысль наталкиваешь, а вы хамите!
Глядя на переминающиеся половинки зада удаляющегося Бутурлина, Струге подавил в себе внезапно возникшее желание догнать его и по-мальчишечьи дать пинка. Представив себе это действо в фойе Российской академии правосудия, Струге улыбнулся. Первая задача, поставленная перед ним Лукиным, была бы выполнена. Антон Павлович Струге самым должным образом продемонстрировал бы в Москве «лицо терновского правосудия» в действии.
– Извините, можно вас на минутку?
Струге сначала не понял, к кому обращен вопрос, а когда до него дошло, что коридор пуст, обернулся.
Дверь одной из аудиторий была приоткрыта, и в ее проеме, держась за ручку, стоял высокий седовласый мужчина. Роскошный костюм от «Дольче и Габбана», такой же дорогой галстук приглушенных тонов, стодолларовые туфли. Это Антон отметил сразу, едва его взгляд остановился на говорящем. Мужчина продолжал виновато улыбаться и смотреть на терновского судью.
– Вы ко мне обращаетесь? – осторожно справился Антон.
– Так ведь больше тут никого нет, – усмехнулся седовласый.
После разговора с Бутурлиным было трудно мгновенно превратиться в светского льва, но Струге заставил себя переключиться.
– Конечно, – он заспешил к двери. – Чем могу?
– Вы в электрике что-нибудь понимаете? – Мужчина уже пропускал судью внутрь помещения. На самом деле это была не аудитория, а кабинет, хоть и внушительных размеров. Как бы то ни было, принадлежность своего хозяина к служителям Фемиды он выдавал с первой же секунды посещения. Триколор России, флаг Москвы, герб на стене, за столом. Если убрать Георгия Победоносца, пронзающего копьем змия на красном фоне, то принципы знаковой принадлежности к судейскому сообществу были те же, что и в кабинете Антона, в Тернове.
– В электрике? – повторил Струге. – Ну, лампочку могу вкрутить.
– А еще что-нибудь можете? – Мужчина прятал улыбку за усами.
– Могу выкрутить.
– А как насчет провода у чайника соединить?
– Ну, если вы подальше отойдете… – Осмелев, Струге подошел к электрическому чайнику «Tefal» и вынул из кармана перочинный нож. – Извините, я не знаю, как вас зовут… Вы Завадского знаете?
– Знаю, – ответил мужчина. Несмотря на совет Струге держаться подальше, он, заинтригованный, приблизился. – А зачем он вам? Впрочем, о чем это я? Разве так знакомятся?! – Он протянул Антону руку. – Завадский. Яков Владимирович.
Струге выронил нож, но тут же его поднял.
– Немного неожиданно… Я – Струге Антон Павлович. Судья Центрального суда города Тернова.
Черт! Перед ним был сам Завадский! Человек, о котором в мире права ходят легенды! Человек, являющийся автором настольных книг юристов, редактором многих федеральных законов. Человек, являющийся символом права в стране и за рубежом.
– Вот и познакомились, – отметил тот. Видя, что Струге заканчивает работу, он предложил присоединиться к его так пока и не состоявшемуся чаепитию. – У меня есть замечательное печенье. Жена сама выпекает. Магазинные я не ем из принципа. Располагайтесь. Если сейчас опять произойдет взрыв, будем жевать бисквиты всухомятку. Господи, «Тефаль», мы всегда думаем о тебе…
Взрыва не состоялось. Состоялось чаепитие. Антон Павлович жевал восхитительное печенье жены Завадского, слушал его и со внутренней усмешкой желал того, чтобы его сейчас видел Лукин. Если кому-то сказать по возвращении, что он в Москве чаевничал с этой глыбой юриспруденции и дегустировал сдобу, приготовленную его женой, Струге не поверят. Поэтому он никому и не расскажет.
И вдруг Антон снова вспомнил о «задании».
– Господи, Яков Владимирович!.. Я совсем забыл. Наш председатель, Лукин Игорь Матвеевич… Знаете такого?
Завадский неопределенно пожал плечами:
– Может быть, визуально… Вы уж простите, Антон Павлович, но столько людей перед глазами. Он чем- нибудь отмечен? Каким-нибудь особым даром? Напомните…
– Особым даром? – Струге растерялся и возвел глаза к потолку. – Ну… Неплохо знает право, а также права судей. Еще лучше знает их обязанности. Иногда к уже существующим обязанностям имеет привычку придумывать новые. Прекрасный организатор, умеющий создавать команду. Да, чуть не забыл – не любит независимых судей.
– Вы назвали особые приметы ровно половины всех председателей российских судов. Ладно, не помню я его.
– Лукин просил подписать у вас вашу же книгу. А я совсем позабыл ее купить.
Завадский встал и стал профессионально обыскивать свой стол и книжные полки, коих было в кабинете в изобилии.
– Вот досада… – пробормотал он. – Я все роздал.
– Не извольте беспокоиться. – Струге засунул в рот печенье. – Я обязательно куплю какую-нибудь вашу книжку и подойду к вам. Мне еще долго в Москве придется жить. Я всегда могу вас найти в академии?
– Конечно. Но на всякий случай… – Юрист нырнул рукой в карман, вынул визитку и на обратной ее стороне набросал несколько слов. – Это мой домашний телефон и адрес. Можете обращаться в любое время суток, за исключением периода с часа ночи до шести утра. В это время я сплю, и, если меня разбудить, я уже не усну. В моем возрасте, как вы понимаете, не забыться после часа ночи – значит, не спать до утра. Подъезжайте, если не найдете в академии, только предварительно позвоните.
– Обязательно, – понимая, что ресурс гостеприимства Завадского подходит к концу, он поспешно поднялся. – Я очень рад, что встретил вас.
– Странно, ведь я преподаю в сборной группе судей каждый день. – Старик опять улыбнулся. – Я понимаю. Москва, гремят колокола… Воздух столицы, цивилизация… Вы на «Чикаго» были?
– Простите?..
– На «Чикаго», на «Чикаго», – повторил Завадский. – Сходите, не пожалеете. Там супруг Пугачевой поет. – Босс от юриспруденции скосил на Струге лукавый взгляд. – Он такой душка в этих перышках…
– Кто, Пугачев? – осторожно сострил Антон.
Завадский рассмеялся:
