Ладно, пусть выглядит как угодно, лишь бы по дороге это ископаемое не развалилось. Скорее всего, он уже сто раз летал в Блестящий Пояс — конгломерат анклавов на низкой орбите Йеллоустоуна — и обратно. На Окраине Неба подобные рейсы обслуживало десятка два контор. Скорость на этом маршруте почти не меняется — соответственно, нагрузка на детали минимальна. Корабль может сто лет ползать вверх-вниз по гравитационному колодцу, до тех пор пока не развалится на куски, наполнив пространство зловещими дрейфующими скульптурами. Накладные расходы тоже невелики. На пару пилотов-суперпрофи, которые гоняют шикарные шаттлы на скоростных маршрутах, приходилось с полдесятка ребят классом пониже, и так далее. Чем дальше, тем реже ремонтируются корабли и тем более заметно, что владельцы бьются не за скорость своих посудин, а за то, чтобы сэкономить на чем только можно. В самом низу этой пирамиды находятся транспорты на реактивной или ионной тяге. Неторопливость, с которой они перемещаются между орбитами, способна вымотать нервы любому. «Стрельников», конечно, не был воплощением изящества и комфорта, но по сравнению с этими развалюхами выглядел весьма недурно.
В любом случае, это был самый быстрый способ оказаться в Блестящем Поясе. Шаттлы на супертемпературных двигателях проходили тот же маршрут на большей скорости, но корабли такого типа даже не приближались к Айдлвилду. Не надо быть гением экономики, чтобы понять причину. Большинству клиентов хосписа едва хватало средств, чтобы оплатить собственное оживление, не говоря уже о перелете в Город Бездны — это было весьма дорогое удовольствие. Мне предстояло добраться до того причала с множеством кораблей и заказать билет на шаттл — без гарантии, что свободное место найдется сразу. Амелия отговорила меня садиться на супертемпературник. По ее мнению,
Наконец лифт достиг соединительного прохода на «Стрельников», и мои друзья-Нищенствующие снова стали воплощением благожелательности. Теперь они расплывались в улыбках, словно синяки на моем лице были всего лишь психосоматическим проявлением вируса Хаусманна, а они были здесь совершенно ни при чем.
— Желаем удачи, господин Мирабель, — Нищенствующий с дубинкой весело махнул мне рукой.
— Спасибо. Я вышлю открытку. А может быть, вернусь и расскажу, как прошло путешествие.
— Это было бы чудесно.
Я выплюнул последний кровавый сгусток.
— Уверен, вы меня
Впереди меня на борт загоняли стайку будущих иммигрантов, сонно бормочущих что-то на незнакомых наречиях. Потом нас долго вели через запутанный лабиринт узких лазов, пока мы не очутились в «ступице», глубоко в утробе «Стрельникова», где распределили по маленьким каютам. Спуск на Блестящий Пояс начался.
Добравшись до своего отсека, я почувствовал себя усталым и больным — зверем, который проиграл схватку и уполз к себе в берлогу зализывать раны. Какая удача, что у меня не было соседей по каюте! Здесь не было благоухающей чистоты, равно как и особенной грязи — некое промежуточное состояние легкой запущенности и неряшливости. На «Стрельникове» не поддерживали искусственную гравитацию — тоже великолепно. Разумеется, это делалось с единственной целью не перегружать конструкцию, но кабинка была оборудована специальной нуль-койкой и всевозможными питающими и санитарными удобствами, необходимыми в условиях невесомости. Кроме того, я обнаружил любовно сохраненный сетевой пульт, который словно перекочевал сюда из музея кибернетики, на всех доступных плоскостях красовались выцветшие заляпанные таблички с подробными инструкциями относительно того, что можно и чего нельзя делать на борту, а также план аварийной эвакуации. Время от времени в системе громкой связи раздавался щелчок, и кто-то в очередной раз с ужасным акцентом сообщал, что «отправление корабля задерживается». Наконец содержание сообщения изменилось: нас поставили в известность, что корабль покинул Айдлвилд, двигатель включен, и мы спускаемся. Старт был таким мягким, что я даже не заметил.
Избавившись от осколков зуба во рту и тщательно исследовав болезненные синяки — прощальный подарок Нищенствующих, — я постепенно погрузился в сон.
Глава 10
В тот день, когда проснулся пассажир, мир еще раз необратимо изменился.
Небесный в сопровождении двух своих лучших друзей ехал в служебном вагончике, который с грохотом катился вдоль «хребта» «Сантьяго» по одному из вспомогательных туннелей, пронизывающих корабль от носа до кормы. Состав полз по рельсам медленно, как улитка, то и дело останавливаясь, чтобы позволить экипажу выгрузить припасы либо дождаться, пока другой поезд не освободит туннель впереди. Как обычно, спутники Небесного коротали время, рассказывая небылицы и бахвалясь друг перед другом. Небесному доставалась роль зануды, который не способен веселиться вместе с остальными и потому изо всех сил стремится испортить им настроение.
— Мне вчера Виглиетти такое рассказал! — крикнул Норквинко, стараясь перекрыть грохот поезда. — Сам он в это не верит — а другие верят! И дело касается Флотилии.
— Валяй, а мы посмеемся, — откликнулся Небесный.
— Простой вопрос: сколько кораблей было изначально, до гибели «Исламабада»?
— Разумеется, пять, — ответил Гомес.
— А если не пять? А вдруг шесть? Один взорвался — нам это известно. Но какой? Может быть, как раз «Исламабад» уцелел?
— А почему мы его не видим?
— Потому что он не подает сигналов. Он преследует нас, как призрак.
— Весьма убедительно, — фыркнул Небесный. — А у этого призрака, случайно, не было имени?
— Что касается имени, то…
— Я так и знал.
— Говорят, «Калеуче».
Небесный вздохнул. Путешествие, похоже, будет еще то. Когда-то много лет назад они втроем считали железнодорожную сеть корабля местом для игр — увлекательных и в меру опасных. Это была удивительная страна, где оживали истории о привидениях и приключениях. Там были заброшенные туннели, которые ответвлялись от основной линии: по слухам, они вели к засекреченным грузовым отсекам. По одной из версий, там находились тайники со спящими, которые были переправлены на борт нелегально в последние минуты перед отлетом, потому что это были члены правительств-соперников. Небесный и его друзья знали места, где можно было, подзадоривая друг друга, выбираться на крышу поезда и ехать, едва не обдирая спину о потолок туннеля. Теперь он повзрослел и оглядывался на эти игры с лукавым изумлением, отчасти гордясь риском, на который они шли, отчасти ужасаясь грозившей им тогда зловещей смерти.
С тех пор прошла целая жизнь. Теперь им поручали куда более серьезную работу. Времена изменились. Ресурсы корабля начинали истощаться, и всем приходилось лезть вон из кожи. Небесный и его друзья были назначены сопровождающими грузов для бригад, работающим на «хребте» и в двигательном отсеке. Обычно это включало помощь при разгрузке, после чего груз приходилось тащить через лазы или спускать по смотровым колодцам туда, где он был необходим. В общем, работа оказалась далеко не такой простой, как они думали поначалу. Редкая смена обходилась без свежих царапин и синяков. Зато постоянные нагрузки помогли обзавестись великолепной мускулатурой — в других условиях на это можно было даже не надеяться.
Их компания была странной. Гомес пробивал себе путь к работе в двигательном отсеке, в «тайный орден» техников, обслуживающих силовые установки. Иногда он отправлялся на поезде прямо на корму и даже тайком заговаривал с кем-нибудь из техников, пытаясь произвести на него впечатление своим знанием физики герметичности и прочих тайн теории аннигиляторных двигателей. Временами, наблюдая за этими беседами, Небесный замечал: отнюдь не всегда техники безжалостно расправлялись с вопросами и ответами Гомеса. Изредка они даже выказывали сдержанное удивление и намекали, что однажды Гомесу будет позволено вступить в их тишайшее братство.
