почувствовала боли. Секундой позже то же самое ощущение возникло в слуховом канале, а через мгновение — а может быть, и больше, она уже не почти не чувствовала времени — Подавляющие достигли ее мозга. На Хоури обрушился поток образов, мешанина чувств и ощущений. Какие-то символы сменяли друг друга, беспорядочно и непоследовательно — и в то же время в этом было что-то от ровного движения магнитной ленты. Хотелось закричать или сделать что-нибудь еще, что могло бы показаться нормальной человеческой реакцией… Но Хоури не могла пошевелиться. Даже мысли текли вяло, словно черные машины мешали им своим присутствием. Густая, как гудрон, масса вползала в каждый уголок мозга, не оставляя места для сущности, которая до сих пор считала себя Аной Хоури. Но то, что еще сохранялось в каких-то нишах, осознавало: как бы машины не пропихивались в нее, двухсторонний поток данных сохраняется. Она начала смутно ощущать, что через те же каналы, по которым ее сознание наводнялось образами, может познавать окутывающую черную массу, выходить за пределы собственного мозга и двигаться по «стволу» в рой машин, которые облепили захваченный шаттл.
Почти сразу же она почувствовала Овода. Он был присоединен к той же сети, жадно и методично собирающей информацию, и его ощущения в точности совпадали с ощущениями самой Хоури: обездвиженный, сдавленный, он не в состоянии кричать или даже представить облегчение, которое последовало бы за криком. Она попыталась дотянуться до него — по крайней мере, дать ему знать, что она еще существует, что кто-то во Вселенной осознает, через что ему приходится проходить. И в то же время Хоури чувствовала, как Овод тянется к ней. Казалось, они пытаются соединить пальцы через нейропространство, подобно двум любовникам, тонущим в чернилах. Процесс продолжался. Машины не спеша анализировали Ану, чернота проникала в самые древние слои ее сознания. Это оказалось худшим из всего, что ей когда-либо доводилось пережить. Это было хуже любой пытки или симуляции пыток, которые, как знала Хоури, были в ходу на Окраине Неба. Это было даже хуже того, что с ней когда-то делала Мадемуазель. И только одно приносило некоторое облегчение: сейчас Хоури была лишь очень маленькой частью собственной личности. Когда все закончится, она будет свободна.
Но затем что-то изменилось. Хоури поймала это едва ощутимое ощущение через каналы сбора данных. На периферии облака, которое окружало корабль, произошло какое-то волнение. Овод тоже почувствовал это: патетический всплеск надежды, который достиг сознания Хоури через канал, соединяющий их. Для надежды не было никаких оснований. Просто перегруппировка машин перед следующей фазой ликвидации…
Хоури ошиблась.
Она почувствовала, как в нее вошло нечто третье. Нет, не Овод. Это сознание было чистым, как звук колокола, бесконечно спокойным и не имело ничего общего с жестоким, душащим присутствием черных машин. Оно вызывало любопытство, но не стесняло, хотя страх еще не покинул Хоури. Ана улавливала отголоски ужаса, которые исходили от Овода, но сама испытывала скорее что-то похожее на настороженность. Одновременно к ней внезапно вернулась небольшая часть ее самой. Черная удавка ослабла.
Новое сознание еще немного приблизилось, и Хоури пережила настоящее потрясение. Она знала, кто это. До сих пор им не приходилось встречаться подобным образом, но неповторимую силу этой личности было невозможно не узнать — как невозможно не услышать звучание трубы, повторяющей знакомый мотив. Это было сознание человека. Человека, который никогда не тратил времени на сомнения, ложную скромность или сочувствие делам других. Однако Хоури уловила еле заметный проблеск сожаления и чего-то еще — возможно, обеспокоенности или участия. Но едва эта мысль сформировалась, чужое сознание резко отступило и укрылось за машинами. Хоури ощутила толчок, словно за ним сомкнулись волны.
Она закричала — потому что снова могла двигаться.
В тот же момент щупальце схлопнулось и осыпалось с тонким, чуть приглушенным перезвоном. Когда Хоури открыла глаза, ее окружало облако черных кубиков, которые толкались, точно в замешательстве. Стена темноты, которая перегораживала люк, почти разрушилась. Хоури наблюдала, как кубики пытаются слиться друг с другом. Иногда они образовывали какую-нибудь внушительную структуру, которая существовала не больше секунды, а затем снова распадалась снова. Овода больше ничто не удерживало в кресле. Проталкиваясь сквозь черное облако, он подошел к Хоури и поспешно освободил ее от ремней.
— Что-нибудь… скажешь по этому поводу? — спросил Овод, глотая слова.
— Скажу, — отозвалась Хоури. — Только я не могу в это поверить.
— Скажи, Ана.
— Тогда смотри, Овод. Посмотри наружу.
Он последил за ее взглядом. С черным облаком за пределами шаттла происходило то же самое, что и с машинами, которые еще не успели покинуть корпус. То в одном, то в другом месте открывались просветы, через которые виднелось небо, потом закрывались и снова возникали рядом. Но снаружи находилось что-то еще — внутри грубой темной раковины, которая все еще окружала корабль. И оно не было ее частью. Оно двигалось вокруг шаттла, описывая ленивые витки, и скопления машин проворно расступались перед ним. Какое-то время его форма виделась неясно, словно несфокусированная картинка. Однако позже, восстановив свои впечатления, Хоури поняла, что это было: гироскоп серо-стального цвета — грубая многослойная сфера, причем все слои стремительно вращались, каждый в свою сторону. В самой сердцевине — а может быть, где-то рядом, мерцал сгусток темно-красного света, похожий на сердолик. В первый момент он показался Хоури шаром из полосатого мрамора, около метра в диаметре — из-за непрерывного движения определить точнее было невозможно. Однако она не сомневалась: во-первых, раньше его здесь не было, а во-вторых, Подавляющие явно его боялись.
— Он открывает нам коридор, — удивленно пробормотал Овод. — Смотри, он хочет, чтобы мы спокойно ушли.
— Тогда этим стоит воспользоваться, — сказала Ана, с облегчением плюхаясь в пилотское кресло.
Шаттл выполз из роя Подавляющих и, описав дугу, устремился в открытый космос. Хоури наблюдала, как «раковина» покидает экран радара, и предавалась страхам. Казалось, машины задушат мерцающий красный огонек, а потом догонят корабль, и все начнется снова. Но Подавляющие позволили им уйти. Чуть позже на радаре появился тот же сигнал, который привлек внимание Хоури при входе в атмосферу. Однако это был все тот же мраморный шар — он пронесся мимо с пугающей скоростью и исчез в межпланетном пространстве.
Он шел прямым курсом к Гадесу, нейтронной звезде на краю системы.
Именно этого Ана и ожидала.
