рванула в Нью-Йорк.
Она успела к поезду, отправлявшемуся на рассвете. Предчувствие подсказывало ей, что с Беном стряслась беда. Прямо с вокзала женщина бросилась в бюро регистрации несчастных случаев и осведомилась насчет мистера Пенкрофта, прибывшего из Гондураса.
– Мистер Пенкрофт, – ответил дежурный, пролистав список, – в больнице Святой Маргариты. Огнестрельное ранение в голову, состояние крайне тяжелое.
3
Читатель наверняка жаждет узнать, что же произошло.
Бенджамин Вальтер опоздал на пароход и полетел в Нью-Йорк самолетом. Предварительно он расплатился со своими сообщниками, которые помогли ему провернуть операцию с изменением внешности, после чего от полученного им – вместо Пенкрофта – дядюшкиного наследства осталось чистыми триста тысяч фунтов.
В Нью-Йорке Вальтер первым делом направил свои стопы в бар «Шанхай» – разведать обстановку и отметить удачу. После полуночи, весело насвистывая, он неспешно брел по безлюдной Коломбо-сквер, как вдруг услышал хлопок. Вслед за этим ощутил удар в голову, и свет фонарей померк перед его глазами, хотя до рассвета, когда уличное освещение отключают, было еще далеко. Бенджамин Вальтер рухнул как подкошенный, получив пулю в голову.
Правда, пуля предназначалась Теобальду Неудачнику XIII, а заказ на убийство поступил из Гондураса «контрабандой». Ограбленный им Эстет Мануэль заплатил гангстеру необходимую сумму, а тот переправил заказ своему брату, живущему в Нью-Йорке. Предназначенная Неудачнику миниатюрная посылка и была вручена подменившему его Бенджамину Вальтеру – беспошлинно. Прямая трансакция, результат новых веяний в уголовном мире.
Бенджамин Вальтер без памяти, в тяжелом состоянии, одинокий и заброшенный, валялся на больничной койке. При нем обнаружили письмо от некой Мэг из Бронкса, адресованное ее бывшему мужу. Администрация известила женщину о случившемся, и та примчалась первым же поездом, неумытая- нечесаная, как вскочила с постели. Ее провели к больному. Двенадцать лет они не виделись, но измученное, с запавшими щеками, лицо, рисунок губ, нос – все было ей знакомо до мельчайшей черточки.
– Когда можно будет забрать его отсюда? Я бы хотела ухаживать за ним дома.
– Через пару недель, – ответил врач. – Конечно, если он выживет.
– Если можно, пригласите профессора Ламберта. Он ведь светило медицины!
Еще в Бронксе, получив недобрую весть, Мэг сгребла свои скромные золотые украшения и разбудила среди ночи ювелира Хиллера, чтобы выручить хоть какие-то деньги. И вот теперь она у цели! Первым делом Мэг обмыла больного. Тот вдруг открыл глаза, взглянул на женщину и в знак благодарности положил руку ей на колено. Мэг с ужасом смотрела на эту исхудалую руку, обтянутую желтоватой кожей.
Бедняжка рухнула у койки на колени, а больной ухватил ее за плечо и, едва ворочая языком, выговорил:
– Все… о'кей…
Мэг вскочила как ужаленная и бросилась к врачу.
– Этот человек не Пенкрофт!
– С чего вы взяли?
– Не ваше дело! Сказано вам: это не Пенкрофт! Покажите мне его вещи!
Мэг перерыла все пожитки пострадавшего. Нашла собственное письмо. А вот и старенький, потертый кожаный бумажник, так хорошо знакомый ей. В бумажнике фотография Вивиан – Мэг отправила ее бывшему мужу шесть лет назад… Что же сталось с Пенкрофтом? На какую участь обрек его человек, который лежит здесь с простреленной головой?
– Сударыня… пригласить на консилиум профессора Ламберта?
– Да, конечно! Ведь если этот тип не поправится, я так и не узнаю, что случилось с Пенкрофтом. Зачем только он ушел из дому?… Чуяло мое сердце, не доведет это до добра!..
И тут подоспела Банни. Женщины стали друг против друга.
– Вы к кому? – холодно процедила Мэг.
В своем прорезиненном плаще, с вымокшими под дождем растрепанными волосами, запыхавшаяся от волнения и спешки Банни являла собой жалкое зрелище.
– К Пенкрофту… – запинаясь, выговорила она.
– По какому праву?
– Я… я его невеста.
– Никакая вы ему не невеста!
Женщины мерили друг друга взглядами, в которых читалась непримиримая вражда. Обеих терзала одна и та же мысль: вот ведь, оказывается, ее единственный завел себе на стороне зазнобу, которая имела наглость сломя голову примчаться сюда, чтобы, позабыв обо всем на свете, выхаживать мужчину, по праву принадлежащего ей, и только ей одной. «Нашел на кого польститься!» – думала каждая о своей сопернице.
– Этот человек – не Пенкрофт! – наконец произнесла Мэг.
– Знаю… Это Бенджамин Вальтер… мой жених.
Выходит, предполагаемая разлучница знала, что раненый – не Пенкрофт. Это меняет дело.
– Если выкарабкается, он скажет, где Пенкрофт. Здесь явно дело нечисто!
– Тише, не кричите!.. Пенкрофт в Техасе, у меня дома. Эта парочка идиотов затеяла какой-то дурацкий обмен…
Теперь, когда все выяснилось и обе поняли, что они не соперницы, взгляды их смягчились, и женщины без лишних слов бросились друг другу на шею и разрыдались.
– Пошли, поищем какое-нибудь пристанище, – сказала Мэг.
– Нет. Я хочу быть рядом, когда к нему вернется сознание. Увидит меня – и успокоится… Он такой беспомощный и жалкий!..
Воцарилось молчание. Звякнул брошенный в таз инструмент, где-то в конце коридора с шумом хлестала из крана вода. Женщины не сводили друг с друга глаз, прикидывая меру пережитой любви и страданий, присматривались одна к другой подозрительным, испытующим взглядом, словно человек, преисполненный чувства собственной значимости и предполагающий в другом парвеню.
– Вы кто ему будете? – поинтересовалась Банни.
– Бывшая жена.
Обе пристроились на жесткой скамье в коридоре, измученные перенесенными страданиями, сплоченные общей судьбой и взаимным сочувствием. Интуиция подсказывала обеим, что ни одна из них не знала счастья и давно изверилась в надежде быть счастливой. Печаль и внутренняя опустошенность – вот их удел.
– Когда Пенкрофт заявил, что желает уехать во что бы то ни стало, я не пыталась его удержать. Я родом из Лапландии, а у нас принято подвешивать на шею оленю-вожаку деревянную колоду, чтобы не слишком быстро бежал. Муж тяготился семейной жизнью, вот я и отпустила его на волю… Пусть плывет в заморские дали, если уж ему так приспичило. Все мечтал, что вдалеке от дома он встанет на праведный путь…
– Да… Видать, оба они неугомонные. Бен тоже все твердил: в разлуке он, мол, исправится и вызовет меня к себе. И теперь, когда его дела поправились, наверняка вызвал бы…
Мэг уставилась на нее круглыми глазами.
– Как же вы отстали от жизни, милая моя! Неужто до сих пор верите, будто мужья призовут нас к себе, чтобы вновь свить семейное гнездышко? Да ведь они и из дома-то сбегают от нас!
Банни испуганно сжалась. Судя по всему, она тоже понимала эту очевидную истину, только не решалась себе признаться. А Мэг не была сентиментальной. Наделенная здравым умом, самокритичная и склонная к пессимизму, она отличалась трезвым подходом к жизни.
– Разве не ясно, что с нами порвать нельзя? Мужчина либо сбежит без оглядки на край света, либо до конца дней останется возле нашей юбки. Будет любить свою благоверную и в то же время побаиваться ее. Муж не осмелится заикнуться, что не прочь сходить в бар, опрокинуть стаканчик да послушать музыку, что рад бы закурить в гостиной, но кто же ему позволит, этак все занавески дымом провоняют. Наше отношение к мужчинам, милочка, складывается из двух моментов: мы по справедливости судим их и прощаем безо
