своим собственным шуткам. Столовая — так, словно дело не происходило в Африке, — была типично лондонской. В конце комнаты был даже камин. Эвелин с легкой грустью оглядела все вокруг, молча думая о том, что всего через несколько минут уйдет отсюда, чтобы больше никогда не вернуться.
Она даже не заметила, что профессор и журналист перешли из столовой в лабораторию. Давали себя знать сутки, в течение которых она ни разу не сомкнула глаз. Глубокое кресло манило к себе, но, собравшись с силами, Эвелин надела шляпку, быстро прошла через парк и захлопнула за собой решетчатую калитку.
С чего начать поиски? Взяв такси, Эвелин поднялась на холм, где стоял форт Гелиз. В комендатуре к ней отнеслись предельно вежливо. Больной легионер? Мюнстер… Простите, но по какому делу вы разыскиваете его?… Семейному… Гм… У легионеров редко бывают семейные дела, но, может быть, этот Мюнстер является исключением. Будьте любезны навести справки в гарнизонном госпитале.
Гарнизонный госпиталь.
В настоящее время такой в госпитале не числится, хотя недавно лечился тут. Где он сейчас? Прошу прощения, но без разрешения комендатуры мы по таким вопросам сведений не даем. Вы как раз оттуда? В таком случае вернитесь туда и обратитесь прямо в батальонный отдел личного состава.
Назад в Гелиз.
— Сожалею, мадам, — сказал дежурный, — но служебные часы уже кончились, да и, к тому же, сведения о личном составе даются только в том случае, если будет получено разрешение из Орана, от командования полка. Вот тогда у вас здесь все пойдет как по маслу.
Полдень давно уже миновал. Погруженная в раздумья Эвелин даже не заметила, что за нею все время следует какой-то бородатый мужчина.
Эвелин уныло вернулась обратно в центр города. Куда идти ей теперь? К кому обратиться слабой женщине, которую к тому же, живую или мертвую, разыскивает полиция? Неожиданно знакомый голос проговорил рядом с нею:
— Целую ваши ручки, миледи! Могу ли я быть вашим чичероне?
Это был редактор Холлер. Его только недоставало!
— Добрый… добрый день… Взяли уже интервью у моего мужа? — Эвелин тут же покраснела. «У моего мужа.» Как же легко она научилась лгать.
— Мы закончили довольно быстро. Лорд уговаривал меня посидеть еще немножко, но я в такую жару просто не могу долго быть в помещении. Вы выглядите очень усталой. Не выпьете ли со мной чаю, леди Баннистер? Я буду от души счастлив.
— Спасибо… — Эвелин чувствовала себя настолько слабой и усталой, что не в силах была отвергнуть предложение.
Да и надо будет посоветоваться с редактором. У нее ведь здесь нет никого…
— Профессор проделал замечательную работу… — прихлебывая чай, разглагольствовал Холлер. — Я посмотрел на бацилл и, честное слово, под микроскопом они выглядят, словно стадо овец на свежих альпийских лугах. Просто чудо-бациллы! Я не понимаю профессора. По-моему, его долг уничтожать этих бестий, а не разводить их. Впрочем, не дело журналиста вмешиваться в вопросы науки. Главное то, что публика интересуется профессором, и каждый раз, когда я пишу о нем в нашем воскресном приложении, приходит множество восторженных писем от читателей.
— Я, между прочим, собираю вырезки всех этих статей, — не без желания польстить журналисту заметила Эвелин. Ее слова произвели ожидаемый эффект.
— Серьезно?! — порозовев от удовольствия, воскликнул Холлер. — Я просто счастлив. Лорд Баннистер зачастую не слишком доволен моими статьями. Придирается к каждой мелочи. Не раз упрекал меня в том, что я, дескать, путаю сонную болезнь с малярией. Но, в конце концов, я не врач, чтобы забивать себе голову мелкими деталями. Важно, что о наших статьях говорят, и было создано даже Общество борцов с сонной болезнью, вице-президентом которого я имею честь быть. Мы избрали профессора почетным председателем и приняли решение отправить в Индию для страждущих от сонной болезни большую партию будильников. Заметьте, это уже важный практический шаг! Это результат общественного интереса, пробужденного моими статьями, и по сравнению с ним не так уж страшно, если профессор назовет нелепицей описанный мною факт, когда заболевший сонною болезнью адвокат на Бермудах уснул в день венчания, а проснулся только на золотую свадьбу. Я, в конце концов, не врач.
— Генри бывает несколько строг в вопросах науки.
— Это, несомненно, семейная черта.
— Да. В семье Баннистеров все отличаются консерватизмом.
— В семье Баннистеров? Но ведь существует только один Баннистер…
— Я хотела сказать… если бы у Генри были братья…
— Почему если бы? — удивился Холлер. — Насколько мне известно, братья у него есть по- настоящему…
Что все это может значить? То Баннистер только один, то их несколько… Как бы тут не запутаться…
— Любопытно проверить, — бросилась напропалую Эвелин, — насколько вы знакомы с историей моей семьи.
— Это я-то?! Да я ходячая генеалогическая книга английской аристократии. Возьмем, например, Баннистеров! Титул лорда был пожалован деду вашего уважаемого супруга как награда за выдающиеся заслуги в области классификации ископаемых млекопитающих третичного периода. Он был первым лордом Баннистером. Имя и титул лорда Баннистера всегда переходит по наследству к старшему из сыновей. Вторым лордом Баннистером был дядя вашего мужа, поскольку, будучи женщиной, мать профессора не могла унаследовать титул. Этот лорд Баннистер, сэр Дилинг, был достопочтенным фабрикантом галет и восемь лет назад скончался, не оставив детей, после чего титул и имя лорда Баннистера перешло к вашему уважаемому супругу, сэру Генри. Как видите, английские журналисты неплохо разбираются в генеалогии. Теперь же, если бог благословит ваш брак детьми… Ну и ну!… Я вижу, вы снова поперхнулись. Не беспокойтесь — сейчас все подсохнет, и никаких пятен не останется…
Эвелин еле справилась с одолевшим ее приступом нервного кашля.
— Вы и впрямь отлично знаете историю нашей семьи.
— Видите ли, миледи, британская генеалогия — изумительная штука. Человек может родиться с самым обычным именем, но достаточно небольшого везения — скажем, чтобы у него умер, не оставив детей, дальний родственник — и вот простой английский ученый становится обладателем не только громкого титула, но и связанного с ним совершенно нового имени.
— Совершенно верно, мистер Холлер, но нам пора уже уходить. Мне надо еще уладить кое-какие дела. Надеюсь, на этот раз мне больше повезет.
— Быть может, могу вам помочь? Марокко я знаю отлично. За последние годы я не раз бывал здесь и даже написал большую статью об ужасах Африки.
— Мне хотелось бы разыскать одного больного легионера. Он был другом моего племянника, и я пообещала его родственникам в Лондоне поинтересоваться его судьбой.
— Тогда, леди Баннистер, ваша встреча со мной — настоящая удача. Власти не слишком-то способствуют встречам с легионерами. Никогда не скажешь заранее, по какой причине кто-то их разыскивает. Однако у меня есть здесь свои ходы. Гарсон!… Счет!
Такси вновь доставило их в Гелиз. Теперь, однако, рядом с Эвелин сидел редактор. Вскоре они уже были у ворот форта.
Тут Холлер был в своей стихии! Короткая перебранка с дежурным закончилась тем, что тот поднял телефонную трубку и вызвал полковника. Поговорив с Холлером, полковник разрешил посетителям войти в форт.
Еще прежде чем они поднялись на третий этаж, Холлер успел завести дружбу с несколькими офицерами высокого ранга, а потом расшевелил всю полковую концелярию. Сунутая в руку десятифранковая бумажка, заискивающая улыбка, ссылка на знакомство с начальством — он всюду находил самый подходящий способ. Форт Гелиз был прямо-таки взят штурмом.
Вскоре они уже знали, что легионер Мюнстер, поправляющийся после тяжелого ранения, находится совсем неподалеку — всего в двух днях пути верблюдом. Отправлен на отдых в оазис Марбук.
