Судя по количеству палаток, там находилось около сорока тысяч человек. Я несколько раз проехал вдоль линии обороны, и, поскольку обстановка была спокойной, один раз мы небольшим отрядом даже пересекли реку и отправились посмотреть то место, где в недавнем сражении было захвачено английское орудие и убит сын лорда Робертса. Там сейчас лежали только лошадиные трупы и сломанные винтовки, и, поскольку англичане выстрелили по нам шрапнелью, мы поспешили вернуться на свой берег.
Нашу траншею периодически обстреливали шестидесятифунтовые корабельные орудия, батарея которых располагалась в Чивили, в семи милях от нас. Хотя некоторые снаряды падали совсем рядом с нами, они не наносили нам никакого ущерба. Здесь я впервые познакомился с лиддитом — недавно изобретенной взрывчаткой, которая взрывалась с ужасным шумом, испуская желто-зеленый дым, который вызывал резь в горле и груди. Я читал о том, как это вещество действовало на дервишей при Омдурмане, и английские газеты предсказывали столь же ужасные результаты и для нас; но буры быстро научились не бояться их и называли эти снаряды «маленькие черномазые (klien kafferkies)». Всякий раз, когда начинался обстрел, раздавался крик: «Внимание- маленький черномазый», и все ныряли в укрытия из мешков с песком.
Я встретил Новый год (1900) вместе со свазилендцами, которые пели гимны в честь праздника, а три дня спустя я сказал моему дяде до свидания и отправился домой.
На сей раз я поехал вокруг западной границы Ледисмита, чтобы посетить коммандо из Оранжевой республики, охранявших ту сторону кордона, поскольку у меня там было много друзей и знакомых, и, проведя среди них целый день, я так рассчитал свой маршрут, чтобы достигнуть лагеря в Кроонстад перед закатом, поскольку я желал переночевать у моего норвежского дяди. Когда я встретил его, он был готов сопровождать пикет на равнину в сторону английских линий. Его приготовления к исполнению служебных обязанностей были необычны, поскольку он взял с собой запряженную быками повозку, на которую сложил перину, одеяло и подушку, и, когда основная часть пикета после наступления темноты отбыла на свой пост, он предложил мне оставить мою чалую в лагере, и мы с ним отправились туда, где этой ночью был его пост. От этого места до английских аванпостов было не более четырехсот ярдов, но моего дядю это совершенно не смущало. Он распряг быков, привязал их к колесам повозки и дал одному из молодых ребят полкроны, чтобы тот подежурил за него. Сам он расстелил постель и захрапел так, что англичане вполне могли его слышать. Я лег вместе с ним, и мы проспали всю ночь, проснувшись незадолго до рассвета, чтобы успеть собрать вещи и покинуть пост, пока не станет светло. Весь тот день я провел с кроонстадцами и даже был на военном совете. В течение многих недель шли разговоры о занятии силами Оранжевой республики отдельно стоящего холма, который назывался Вагон-Хилл и считался ключом к оборонительным позициям Ледисмита. Мы так много об этом слышали, что перестали в это верить, на сей раз, кажется, все было серьезно, и командиры вместе с фельдкорнетами из соседних лагерей прибыли на этот совет. Здесь я узнал, что было решено штурмовать холм в течение следующего одного- двух дней. Говорилось, что Пит Жубер устал ждать капитуляции гарнизона Ледисмита и ожидал, что захват этой позиции решит дело. Этот холм я хорошо знал и сомневался в том, что эта операция принесет успех, но буры были настроены на атаку.
Следующим утром я пересек Клип-Ривер и через Николсон-Нек вернулся в лагерь преторийцев, все время думая о том, будет ли предпринята эта атака. Когда я прибыл, мне сказали, что это дело решенное и атака начнется следующим утром, причем четыреста человек из нашего коммандо должны будут атаковать уже знакомый нам Красный форт, чтобы отвлечь внимание англичан, в то время как фристатеры атакуют Вагон-Хилл.
Наш отряд должен был принять участие в этой атаке, и Айзек Малерб уже дал необходимые распоряжения.
В 3:00 утра 6-ого января прозвучал сигнальный свисток, и скоро мы вышли пешими, под командованием фельдкорнета г. Зидерберга и его помощника де Ягера. Мы собрались в сухом русле того же самого ручья ниже Беллес-Коп, откуда началась и наша предыдущая неудачная экспедиция. Наш опыт был неудачен, но сейчас мы, имея такую силу, надеялись на успех.
Однако, почти половина нашего отряда имела иное мнение, и когда, незадолго до восхода солнца, оба фельдкорнета пошли вперед, приблизительно двести человек пошли за ними, а остальные отказались. На споры времени не было, поэтому мы оставили отказавшихся и сами пошли к вражеским позициям. Было еще темно, и мы, невидимые врагу, шли вперед, пока не дошли до той самой скалы на полпути к форту, за которой провели ужасные часы во время прошлой попытки атаковать шесть недель назад. Тут англичане заметили нас, хотя рассвет только занимался, и открыли по нам сильный огонь. Это остановило нас, и в течение некоторого времени мы не знали, идти нам вперед или отступить. Фельдкорнеты сами не знали, что делать, но, пока они спорили, вмешался человек по имени Виллемс. Он был из отряда личных телохранителей президента Крюгера — красивый высокий мужчина в полицейской униформе. Мы его не знали, поскольку в лагере он оказался случайно — навещал родственника и, услышав о предполагаемой атаке, вызвался добровольцем. Он красноречиво обратился к нам с призывом атаковать форт. Около соседнего холма была построена небольшая железнодорожная насыпь, прямо за железнодорожной веткой на Гаррисмит, и, кроме нее, другого укрытия не было. До него было примерно четыреста ярдов, но еще не рассвело, и мы прошли туда, потеряв только одного человека. Оттуда можно было атаковать форт, но, поскольку за насыпью было безопасно, люди решили залечь за ней и перевести дух. Задержка стала роковой — светало, и мы потеряли свое преимущество, поэтому остались на месте, вместо того, чтобы наступать.»
Мы были теперь настолько близко от стен форта, что могли видеть дула винтовок защитников форта, когда они через амбразуры стреляли в нас. В стороне стоял еще один отряд солдат, которые ждали нашей атаки, чтобы отразить ее, над бруствером мы видели блеск их штыков, что давало нам дальнейшую пищу для размышлений.
Спустя некоторое время Айзек Малерб, мой брат, и еще несколько человек переползли железную дорогу и поднялись по насыпи, стараясь прятаться за большими булыжниками, которые остались на ней и могли дать хорошее укрытие для стрельбы. Отсюда до форта было всего около 25 ярдов. Намерение наше состояло в том, чтобы стрелять по амбразурам и таким образом прикрыть нашу атаку, когда она начнется по приказу фельдкорнетов, Поскольку мы сильно удалились от основного отряда, отрезанного теперь от нас железнодорожной насыпью, связи с ним у нас не было, хотя мы поминутно оглядывались, ожидая сигнала, который нам подадут. Мы уже стали думать, что атаки не будет, как вдруг услышали крик и увидели, как Виллемс, за которым бежало примерно пятнадцать человек, выскочил из-за насыпи. Мы решили их поддержать, но раньше чем мы поднялись, атакующие были уничтожены. Из амбразур был сделан всего один залп и мы увидели, как все упали, и поднялся потом только один. Остальные были ранены или мертвы, или не могли подняться из укрытия.
Наш отряд избежал таких потерь, потому что не был на линии огня и мы смогли спрятаться быстрее, чем солдаты обратили на нас свое внимание, но все же и у нас были жертвы. Франк Роос, мой сосед по палатке, упал замертво с пулей в сердце. Человек, который остался стоять под огнем врага, был Виллемс. Он бесстрашно дошел до форта и попробовал измерить толщину стены. Его пытались заколоть штыками, которые он отбивал своей винтовкой, пока в него не выстрелили из револьвера. Он опустился и остался сидеть, опираясь на стену, положив голову на колени и раскачиваясь из стороны в сторону, словно от сильной боли, пока другая пуля не попала в него, потому что он резко, как от толчка, упал лицом вперед. Все это произошло так быстро, что мы просто растерялись.
Виллемс и еще шесть человек из его отряда были мертвы, остальные прятались за укрытиями. Некоторые из них были ранены и пытались перевязать раны, стараясь в то же время не высовываться из-за укрытия. Смотреть на них было больно, но помочь мы им ничем не могли — под таким огнем это было бы самоубийственно.
Мы не знали, зачем была предпринята эта вылазка, и, прождав некоторое время, поняли, что дальнейших попыток атаковать форт не будет; тогда мы поодиночке пересекли железнодорожную линию в обратном направлении и снова оказались позади насыпи вместе с остальными. Зидерберг сказал нам, что вылазка была сделана без его приказа, Виллемс и его люди перешли насыпь прежде, чем он смог их остановить, что и привело их к столь печальному концу.»
Для нас не оставалось ничего иного, кроме как повторить предыдущий опыт, и оставаться на месте, пока темнота не позволит нам уйти незамеченными. Повторить атаку после того, что произошло, было нереально, а уйти средь бела дня через тысячу ярдов простреливаемого вельда — невозможно.
