резвится привязанный за поводок Паучок, нападая на проползающего мимо жука. Да, такого неугомонного, боевого котенка ему еще не доводилось видеть. Но вдруг Хэпу показалось, что жена его чем-то встревожена, и он, забыв о котенке, придвинулся поближе к ней.
Энни уже вставала незадолго до этого, чтобы разжечь костер для приготовления еды, но готовить завтрак не стала, а снова забралась в ароматную, из кедровых иголок, постель. Она лежала как-то очень тихо и неподвижно, глубоко о чем-то задумавшись. Пытаясь ее отвлечь и вывести из состояния меланхолии, он принялся ласкать ее сосок через ткань платья, чувствуя, как тот набрякает под его пальцем. Обычно этого было достаточно, чтобы она повернулась к нему лицом, но только не в это утро.
– Не надо, прошу тебя.
– Но тебе будет хорошо, вот увидишь, – шептал он ей в самое ухо.
– Не хочу – во всяком случае, не сейчас.
Он вздохнул, перевернулся на спину и сел.
– Ну хорошо, тогда, может быть, скажешь, в чем дело?
– Нет.
– Послушай, Энни…
Она вдруг разразилась слезами и, сжавшись в комочек, стала кататься по земле.
– Она где-то рядом, я знаю это! – причитала она. – Я в этом просто уверена! Неужели ты не понимаешь, Хэп? Я сердцем чувствую это!
– Разве я говорил, что собираюсь повернуть назад?
– Нет, но это и не обязательно произносить вслух! – вырвалось у нее сквозь рыдания. – Я и так вижу, что ты больше не веришь! Ты считаешь, что она умерла!
– Но, Энни…
– Ну так давай, скажи это вслух! Все равно ты так думаешь!
Он действительно так думал, и уже довольно давно, но прекрасно понимал, что признаваться в этом нельзя, поэтому спокойно сказал:
– Но я ведь продолжаю ее искать, разве не так? И я ни разу не говорил, что собираюсь прекратить поиски.
– Боже мой, Хэп, уже июнь на носу, а это значит, что скоро придут солдаты. И вот тогда я уже точно ее не найду!
Он снова лег и, гладя ее по волосам, стал успокаивать:
– Я готов посвятить этому все лето, Энни. Будем искать, пока не найдем.
– Но мне пока еще не встретился ни один из знакомых индейцев, Хэп. Я только и делаю, что расспрашиваю тех, кого совершенно не знаю. И каждый раз, когда мы приходим в какое-нибудь селение, я с надеждой думаю, что именно здесь узнаю что-нибудь очень важное, однако ничего нового не узнаю – абсолютно ничего.
Не зная, как успокоить, он притянул ее ближе к себе и, зарывшись в ее пышные волосы, прошептал:
– Не говори так, дорогая.
Затем протянул руку и, нащупав воротник ее платья, стал расстегивать.
– Мы будем и дальше ее искать, обещаю тебе, – страстно шептал он ей на ухо.
Она вырвалась из его объятий и села.
– Неужели у тебя на уме только это? – возмутилась она. – Но это же абсолютно ничего не решает! Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтобы я родила тебе ребенка и забыла о Сюзанне. Но я никогда о ней не забуду!
Она вскочила на ноги и, нетвердыми шагами отойдя от одеяла, ухватилась за ветку каркасового дерева, припала к ней головой, и ее тут же стошнило. К тому времени, как он подбежал к ней, приступ рвоты уже прошел, хотя она все еще была мертвенно-бледной, а ее кожа холодной и влажной на ощупь. Пылавшее в нем еще несколько мгновений назад желание уступило место чувству вины.
– Почему же ты не сказала, что тебя тошнит? – озабоченно спросил он. – Тебе достаточно было намекнуть, Энни. Я, в конце концов, не животное.
– А меня и не тошнило, пока я не села, – выдавила она с трудом. – Это все жара. Не переношу жары.
– Погоди, схожу намочу платок, – сказал он и поспешил к вьюкам с вещами за носовым платком, бросив на ходу: – Держись, я мигом.
Подойдя к ручью, он наклонился и намочил платок, затем слегка его отжал. Когда он повернулся, чтобы идти назад, ему самому стало дурно. Он выпустил из рук платок и бросился к Энни, подхватив на ходу винтовку.
– Шайенны! – задыхаясь, выкрикнул он.
На какое-то мгновение она застыла от ужаса. Хэп, подтолкнув ее к небольшому возвышению из камней и валунов, торопливо проговорил:
– Спрячься и не высовывай головы. Они, слава богу, нас еще не заметили.
– А Паучок? Они же схватят его и съедят!
– Но мы уже не успеем до него добраться, Энни.
