людей, рассекая ее мимо ревущих музыкой эстрад, он почувствовал: 'пора'. Одиночество и боль в груди были настолько сильными, что выносить их он уже не мог. Две бутылки шампанского, выпитые за день, не помогали.
Но человек любит жить. Будет стараться выжить всегда, в любой ситуации. И зацепившись за происходящее вокруг действо, переключившись на какую-то ерунду, он упустил подходящий момент. Потом, проснувшись на влажном песке с раскалывающейся от боли головой, пожалел о своей слабости. Проблевавшись, посмотрел на ситуацию со стороны и посмеялся той ловкости, с которой инстинкт увел его вчера от finis.
В 'Катманду' он не остался, потому что понял: осуществить задуманное здесь не сможет. Слишком шумно, слишком весело, слишком много молодых, красивых женских лиц. Хотя место непрекращающейся тусовки, куда съезжались отдыхающие со всего бывшего СССР, замечательно подходило для реализации плана. Тысячи людей — это как раз то, что было ему нужно. Но не судьба…
Деньги, вырученные от продажи однокомнатной квартиры, улетали с пугающей быстротой. Но с другой стороны он впервые за тридцатитрехлетнюю жизнь почувствовал опьяняющую легкость в отношениях с окружающим миром. Не было теперь над ним начальства и педантичных сослуживцев. Не было самой работы с ее невозможным режимом и растаявшими в прошлом перспективами. Никто не давил на психику из-за срывающегося графика, неработающего оборудования, не требовали на ковер за реальные и мнимые грехи. Секса последний месяц он не хотел совсем, что тоже было немаловажно. Не нужно думать о будущем, знакомиться и флиртовать с женщинами, затаскивать их в постель, ездить со знакомыми по выходным на рыбалку-шашлыки. Не надо было пить со всеми водку. Отпала необходимость в ежедневной готовке, в уборке квартиры и стирке белья. Он всю жизнь терпеть не мог расстилать-собирать свою постель. Получал мелочное удовлетворение от того, что теперь вокруг, в ожидании щедрых чаевых, постоянно крутился штат гостиничной и ресторанной обслуги. Вся эта суета тоже отвлекала…
Временами ему становилось страшно, казалось, что поторопился и все еще можно исправить. Попробовать вернуться назад, к обычной жизни. Конечно, она уже не будет такой, как раньше, но все же можно попытаться. Например, уехать в другой город или страну. На какое-то время денег хватит, а потом… Ведь живут же бомжи, в конце концов? Но голос в голове тут же убедительно отвечал, что деньги быстро закончатся, начальство его отыщет и мягко говоря, 'накажет'. Впрочем, это его волновало меньше всего. Главным было другое… Главным было то, что шампанское скоро перестанет растворять в себе душевную боль, и он останется с ней один на один. С болью и бессильной ненавистью, клеточку за клеточкой выжигавшей ему мозг последние пол года, превративших сердце в тлеющую головешку. И он знал, что тогда, наедине с самим собой, все равно не выдержит. Продлевать агонию было бессмысленно.
Обдумав ситуацию еще раз, он пришел к выводу, что ошибался, выбирая для своего последнего шага многолюдные места. Как оказалось, его уход требовал интимного уединения. Самоубийства не свершаются в толпе. Ничто не должно отвлекать.
На следующий день он сел в маршрутный автобус, следовавший из 'Катманду' в Заднепровск. Затем купил билет на другой и, обливаясь потом, высидел в душном, прокуренном салоне целый час пути. И поддавшись импульсу, сошел вместе с несколькими пассажирами на маленькой остановке. Раскалившийся на солнце жестяной навес, а под ним облупленная лавка. В нескольких десятках метров поворот с шоссе к поселку Приморск.
Изнывая от жары, он зашагал по растрескавшемуся асфальту к деревне. Буквально сразу ощутил уверенность, что его метания закончились, и все случится здесь. В богом забытом селе. Так и произошло, на маленькой самодельной скамейке, под мерный шум морского прибоя.
Оказалось, что в произведенном над собой действии нет ничего страшного. Тысячи раз до этого он вводил препарат белым мышам в лаборатории. Правда, зверьки после эксперимента умерщвлялись с помощью особых щипцов, которыми он сдавливал грызунам шейку. Затем трупик отправлялся в мусоросжигательную печь. Где исчезнет его мертвое тело, он пока не знал и не хотел. Это было совершенно не важно.
Под вечер он напросился в один из домов на ночлег. За деньги. Прожил там двое суток. Питался за хозяйским столом, покупая для всех продукты в магазинчике на окраине поселка. Реакция на введенный препарат проявилась в первый же вечер насморком и ознобом. Хозяйка предложила запарить ему чай с малиной, а хозяин долго рассуждал о пользе водки с перцем. На следующий день, почувствовав себя чуть лучше и поняв, что finis откладывается, он пошел за шампанским. В очереди познакомился с местными мужиками и, разговорившись, ощутив желание побыть в компании, купил им четыре бутылки водки. Потом вместе пили в саду у одного из новых знакомцев.
Мужики были пожилыми и смирными. Жили за счет своих огородов, садов, рыбалки. Один сдавал комнату редким приезжим: поселок у отдыхающих популярностью не пользовался.
Новым приятелям водка развязала языки и открыла шлюзы памяти. Слушая поток возбужденных восклицаний, 'в Союзе было по-другому…', 'чув, як премьєр казав…' (1), 'а помнишь президент…' — он глотал свое шампанское и думал, что поступил правильно. Ничто не имело смысла в этой серой жизни. В любом случае конец у всех был бы один и без его участия. 'И потом, — он усмехнулся своим мыслям, — если бог захочет, то остановит тот камешек, который он столкнул вчера…'
Утром, несмотря на усилившийся озноб, шумно чихая, он собрал вещи и распростился с хозяевами. Дождавшись на остановке маршрутный автобус, пустился в обратное путешествие. Заднепровск, Червоное, 'Катманду'… Впрочем, самую большую дискотеку на побережье Черного моря он проехал, даже и не думая сходить: ужасно болела голова и трясло от поднявшейся температуры. Добрался до Одессы. Глотая парацетамол, пролежал сутки в гостиничном номере. Стало полегче и он купил шампанского.
На следующий день ему совсем полегчало. Торчать в гостинице было скучно, бесцельно бродить по улицам или сидеть в кафе тоже. От нечего делать приобрел в турагенстве билеты на суточный круиз. Вечером вышли в плавание. Сидя в миниатюрной каюте, подставив лицо под теплый ветер из открытого иллюминатора, он снова пил. Ночью, после второй бутылки, его пробило на сочинительство. Последнее в жизни письмо, послание самоубийцы, еще живущим, мэссидж от внутреннего мира внешнему.
Сочинял он долго и нудно, но справился. К этому моменту опустела уже третья бутылка вина. Непослушными пальцами, сам не понимая зачем, сорвал полосками этикетку. Потом скатал письмо в трубочку и протолкнул через влажное горлышко. Запрессовал ладонью пробку. Выкинул бутылку в иллюминатор. И уснул за столом, положив голову на руки.
Проснулся под утро от начавшегося на море волнения. Долго и мучительно блевал в тесном гальюне при каюте. Потом спал до самого окончания круиза. Кораблик вернулся в порт отправления и пришвартовался к пирсу. Уходить из каюты не хотелось: на суше уже нечего было делать. Он отыскал на палубе агента туристической фирмы и купил новую поездку. На три дня и в другой каюте, побольше.
До отправления корабля оставалось много времени и он сошел на причал. Позавтракал в ресторанчике неподалеку, за столиком под тентом с рекламой пива. Когда пил кофе, к нему подошли трое — невысокие крепкие ребята с цепкими глазами. 'Корочки' предъявлять не стали, только спросили фамилию, имя-отчество. Он не запирался: вместо ответа вынул из портмоне свой пропуск в институт и положил на стол.
Самый невысокий из троицы достал наручники. Надел ему на запястья. Другой набросил на них свою курточку. Сказал 'пошли' и они тесной компанией покинули ресторан. У входа ждала спецмашина 'скорой помощи'. Медик в красной куртке-пижамке и брюках с флуоресцентными полосками предупредительно откатил боковую дверцу.
Ему помогли забраться в салон 'скорой'. Здоровяк фельдшер молча уложил на каталку и затянул на груди, животе и ногах многочисленные ремни. Профессионально ловко вонзил иглу маленького шприца ему в руку. Не успел поршень протолкнуть остатки прозрачного лекарства в синюю змейку вены, как он отключился…
'Ястребы'
Километрах в тридцати от Приморска 'ястребы' сделали остановку на заправочной станции 'БенЗаКо'. Было без четверти четыре утра. Храпевшие всю дорогу на заднем сиденье Игорек с Олегом окончательно проснулись, лишь выпив по-стаканчику кофе из автомата. Пока паренек в зеленом
