слежкой и кучей других вещей, о которых мы понятия не имеем. Давай займемся тем, что хорошо знаем. Просто для разнообразия. Тебе не надо вмешиваться в такие дела. Если бы ты оставалась здесь, мы бы вообще не вляпались в это дерьмо.
– Ты говоришь, как они, – сказала она.
Дряблые щеки Монашка отвисли еще больше – словно он получил пощечину.
– Может быть. Но ведь это правда.
– Я знаю. Просто... – Как это объяснить? В случившемся два дня назад было что-то безнадежно личное. И дело не только в том, что она сама чуть не погибла. Ее преследовали воспоминания о Рандольфе Кирке, который умер в ее присутствии, и его тень прошелестела над ней, не успев попрощаться.
После того, как он кому-то позвонил.
Сопливый Нос. Человек без друзей, чьи привычки начисто исключают любую близость – кроме тех случаев, когда он носил маску и имел дело с обкуренными подростками.
Она посмотрела на Монашка:
– А ты не находил в карманах Кирка ничего полезного? Ну, там, записной книжки? Записки с какими- нибудь цифрами?
– Нет, – мрачно сказал тот. – Хотя смотрел.
Она сложила на груди свои большие руки и принялась расхаживать по комнате.
– Время от времени всем нужно что-то записывать.
Она быстро направилась к ячейкам. Монашек недовольно последовал за ней.
Найдя ячейку с именем Рандольфа Кирка, Тереза Лупо потянула на себя ручку, прислушиваясь к привычному звуку скользящего металла.
– Что ты делаешь? – простонал Монашек. – Мы с ним уже закончили. Тут и так уже образовалась целая очередь.
– Ну, тогда скажи им, что придется подождать.
Рандольф Кирк выглядел, как и любой другой мертвец после вскрытия: бледный, окостеневший и неопрятный – Монашек так и не научился как следует владеть иголкой и ниткой.
Окинув лежавший перед ней труп долгим профессиональным взглядом, Тереза по очереди осмотрела каждую его руку:
– Его мыли?
– Ну конечно! – огрызнулся Монашек. – А еще я сделал ему маникюр и почистил зубы. А ты как думаешь?
– Просто поинтересовалась.
– Поинтересовалась чем?
Он начинал ее раздражать, и она этого не скрывала.
– Просто поинтересовалась, не записал ли он что-нибудь у себя на руках или ладонях. Например, номер телефона. Неорганизованные люди часто так делают. Или я не должна этого знать? Может, это не соответствует характеру нашей работы?
– Что ты, что ты! – пробормотал Сильвио. – Извини.
Вернувшись к доске, она нашла свои записи и позвонила Реджине Моррисон, которую этот звонок явно удивил.
– У вас нашлось время мне позвонить? – сдержанно прозвучал ее голос с явным эдинбургским акцентом. – Я потрясена. Наверное, дела идут совсем плохо, как об этом и пишут в газетах.
– Именно так! – усмехнулась Тереза. – И даже еще хуже. А теперь скажите мне, Реджина: Рандольф Кирк держал где-нибудь в колледже свою личную записную книжку с адресами? Вы ничего похожего не находили?
Повисла пауза. Тереза правильно запомнила ее имя, но, очевидно, этого было недостаточно. Требовалось проявить почтение, но сейчас на это не хватало времени.
– Нет. Значит, это не частный звонок?
– А карманный ежедневник? Вы не замечали – он пользовался чем-то подобным? Может, электронным органайзером?
На другом конце линии послышался длинный вздох.
– Вы явно провели в обществе Рандольфа слишком мало времени, чтобы составить подлинное представление об этом человеке. Он вообще не умел обращаться с техникой. Я бы не оставила его наедине даже с тостером.
– Черт! Значит, вы хотите сказать, что он держал все у себя в голове?
– Какое там 'все'! Он никого здесь не знал.
И все-таки знал. Должен был знать. Он кому-то позвонил, и карусель закрутилась. Впрочем, все уже и так назрело. Единственное, что она сделала, – это ускорила ход событий, немного подтолкнула машину. И все-таки он позвонил.
Она бросила трубку, хотя Реджина Моррисон, к ее изумлению, вроде как приглашала ее на ужин.
– Ну что за народ! – воскликнула Тереза.
