– Думаю, у вас в 'нравах' это время измеряется в часах, – не задумываясь ответил Коста и сразу же пожалел о своих словах.
Лицо Перони вытянулось – высказывание Косты явно его задело.
– Прости, Джанни. Я не хотел. Случайно вырвалось.
– Ну, по крайней мере теперь мы называем вещи своими именами. Надеюсь, это значит, что мы можем говорить друг другу все, что хотим.
– Я не...
– Все нормально, – прервал его Перони. – Не извиняйся. У тебя есть полное право говорить мне, когда я веду себя как идиот.
Перони был не таким простым, каким предпочитал казаться. Коста давно уже это понял. В глубине души он тоже хотел обсудить то, что случилось, хотя и старался делать вид, будто избегает этой темы.
– Почему ты так поступил, Джанни? Ведь у тебя была семья. Ну, когда ты пошел к проститутке.
– Ой, только не надо! Такие вещи случаются каждый день. Думаешь, одни холостяки время от времени возбуждаются?
– Нет. Просто насчет тебя я бы так не подумал.
Перони глубоко вздохнул.
– Помнишь, я как-то тебе говорил – у каждого есть эта червоточина.
– Но не каждый дает ей волю.
– Нет, – медленно покачал он своей большой уродливой головой. – Каждый – так или иначе, иногда даже не зная об этом. Почему я так поступил? На это есть очень простой ответ. Та девушка была чертовски красива. Стройная, молодая блондинка. И молодая. Ах да, я уже об этом сказал. Может, она заставила меня воскреснуть. Когда ты двадцать лет женат, забываешь, что это такое. Только не говори, что, дескать, и твоя жена тоже забывает. Значит, я вдвойне виноват.
Коста промолчал, боясь перейти черту и разрушить те хрупкие отношения, которые они сумели наладить за последние несколько недель.
Удивленный его молчанием, Перони нахмурился:
– А-а, я понял. Ты думаешь: 'Да кем себя считает этот отвратительный ублюдок? Может, Казановой?'
– Ты и вправду не похож на великого любовника. Только и всего. Если ты не против, что я так говорю.
– Правда?
– Правда. – Коста понимал, о чем он думает. Но посмеет ли произнести это вслух?
– Ты хочешь назвать меня уродом? Время от времени такое случается, Ник. И должен тебе сказать, что мне это не нравится.
– Н-нет... – запнулся Коста. – Просто я думаю...
– О чем?
– Что, черт возьми, с тобой случилось?
Джанни Перони расхохотался.
– Ты меня убиваешь! Правда, правда. За все время, что я здесь работаю, ты первый прямо задал мне этот вопрос. Можешь в это поверить?
– Да, – неуверенно произнес Коста. – Я хочу сказать, что это очень личное. Люди боятся, что ты не так поймешь.
– Какое там личное! – отмахнулся Перони. – Вам, ребята, приходится каждый день видеть эту отвратительную рожу, когда вы приходите на работу. А я вынужден с этим жить. Это... – он ткнул в себя толстым пальцем, – факт, от которого никуда не скроешься.
Коста понял, что попал в точку.
– Ну и?..
Перони снова засмеялся и покачал головой:
– Невероятно! Строго между нами, ладно? Без передачи. Этого никто не знает. Многие ребята считают, что я получил это в схватке с бандитом или что-нибудь в этом роде. И гадают, как же теперь выглядит тот, другой. Меня это вполне устраивает.
Коста согласно кивнул.
– Со мной это сделал полицейский, – продолжил Перони. – Мне было двенадцать лет. Это был деревенский полицейский. А я был деревенским ублюдком – в буквальном смысле. Моя мамочка работала на одну супружескую пару, которая содержала бар, и время от времени залетала. Она всегда была немного наивной. Так что я двенадцать лет пробыл деревенским ублюдком и все эти годы терпел соответствующее отношение. На меня плевали. Меня били. Надо мной смеялись в школе. Но как-то раз один идиот- одноклассник, который и был моим главным мучителем, зашел чересчур далеко. Сказал что-то о моей мамочке. И я избил его до полусмерти. Первый раз в жизни. Хочешь правду? И единственный. Потом в этом не было нужды. Просто посмотрю на человека, и...
– Готов в это поверить, – согласился Коста.
– Вот и хорошо. К несчастью, гад, которого я избил, был сынком деревенского полицейского. И вот на сцену выступил Папа, и Папа был пьян. Одно к одному. Он поработал ремнем, но ему показалось этого мало.