его в покое. Это лишь вопрос времени, чтобы он вернулся – возможно, с разрешением на обыск – и перевернул все вверх дном.
– Нам придется пару часов здесь отсидеться. Скоро нагрянет полиция. Тебе придется поспешить, Бруно. Узнай, когда они наведаются снова. Выясни, есть ли у них здесь люди, которым нужно заплатить, чтобы они какое-то время смотрели в другую сторону. А улизнув у них из-под носа, мы немного развлечемся.
– Развлечемся?
– Да, – засмеялся Нери. – Если уж я выхожу в отставку, то хочу напоследок немного позабавиться – провести одну вечеринку. Когда все кончится, я уеду. Ты кое-кому позвонишь – убедишься, что я могу убраться отсюда подобру-поздорову завтра ночью. Албанцы кое-что для меня сделают: они мне должны.
– Завтра ночью? – заморгал Буччи.
– Что, слишком быстро? – Нери обвел взглядом комнату. – Должен сказать тебе, Бруно, что я не могу дождаться момента, когда наконец вырвусь из этого болота.
У Буччи был не слишком радостный вид.
– Ну что там такое? – спросил Нери. – Я же подношу тебе собственную империю на тарелочке!
– Поймите меня правильно – я вам благодарен и все понимаю. Но есть... некоторые вещи, которые я не смогу контролировать.
Было совершенно ясно, что он имеет в виду.
– Ты все еще беспокоишься насчет Мики?
Буччи пожал плечами. Он был достаточно вежлив и уважителен, чтобы настаивать. Глядя на Бруно Буччи, Нери сожалел, что у него никогда не было такого сына. Буччи – единственный, на кого он может положиться. А если тот вдруг захочет покончить с Мики – что с того? К его удивлению, подобные чувства были вызваны вовсе не известием о Мики и Аделе. Просто он охладел к своей плоти и крови. Они испортили ему жизнь. Высасывая соки, ничего не давали взамен. Такая семья ему не нужна. По мере того как он становился старше и все меньше нуждался в тех физических удовольствиях, которые столь мастерски доставляла ему Аделе, его все больше привлекало общество мужчин. Там он по крайней мере знал, чего ожидать. Выполняя свою часть сделки – то есть будучи хорошим, справедливым и щедрым боссом, – он мог рассчитывать на их преданность.
Старик улыбнулся:
– Мальчик прав. Пора его испытать. Так что приведи его ко мне. Скажи, чтобы он поднялся на террасу.
– На террасу? – переспросил Буччи.
Нери уже направлялся к лестнице.
– Ты слышал, – не оборачиваясь, бросил он.
Фотографии Сюзи Джулиус были везде. Увеличенные снимки со сделанных Мирандой фото испестрили белую доску, висящую на главной стене оперативного штаба. Цветные копии поменьше были приклеены к компьютерам, разбросаны по столам. Проведя Миранду Джулиус через помещение, в котором сидели двадцать человек, Коста по пути представил ее нескольким сотрудникам, чтобы она поняла, какое значение придается этому делу. Затем они прошли по коридору в комнату поменьше, где еще одна группа сотрудников, в основном женщины, разговаривали по телефонам, выделенным для приема звонков от граждан. Фотографию Сюзи показывали по телевидению, еще больше снимков скоро появится в газетах. В участке была установлена 'горячая линия' специально для тех, кто хотел бы на условиях анонимности дать какую-то информацию относительно исчезновения Сюзи. Полномасштабная охота на девушку была в разгаре. С тех пор как ее увезли с Кампо деи Фьори, Сюзи больше никто не видел. За три часа, прошедшие с тех пор, как Фальконе наконец согласился присвоить делу статус похищения, информации о ее перемещениях так и не прибавилось.
Когда Коста провел женщину в небольшую комнату для допросов, выходящую окнами во двор полицейского участка, Миранда заметила:
– Я знаю, что вы ее ищете, Ник. Незачем было мне это доказывать.
– Я просто хотел, чтобы вы сами во всем убедились.
Стресс давал о себе знать. Первое впечатление о ней – как о модели, занявшейся физическим трудом лишь с целью доказать, что она способна на большее, – вновь вернулось к Нику Косте. Сидя по другую сторону стола в своем черном жакете, она нервно курила, стараясь выпускать дым в полуоткрытое окно, и не сводила с Косты своих проницательных глаз.
– У вас есть какие-то предположения о том, где она находится?
– Для этого нужно время, – осторожно ответил Коста.
Она посмотрела в окно, щурясь от яркого послеполуденного солнца.
– Я хочу еще раз попросить у вас прощения. За прошлый вечер. Наверное, это вас очень смутило.
Возможная близость по-прежнему его смущала. Коста понимал, что мог тогда с легкостью согласиться.
– Забудьте об этом. Я уже забыл.
На ее лице мелькнуло странное выражение – что-то вроде гнева. Вероятно, ему не стоило этого говорить.
– Иногда я выпиваю, – призналась она. – Не пытаясь забыться, просто происходящее начинает приобретать какой-то смысл. Или по крайней мере так кажется. Наверное, вы не понимаете, о чем я.
Он никогда не забудет те пустые дни после смерти отца, когда часами одиноко сидел в старой отцовской инвалидной коляске и разговаривал с бутылкой, стараясь понять, болят ли это его раны или же боль существует только у него в голове. И можно ли потопить то и другое в выпивке.
