'Кто-то страшный заходит в свинарник'
'Я есть дерьмо Христово'
Джеймс Хэвок — автор двух новелл: Рэизм (1989), и Белый Череп (1996), а также сборника коротких рассказов Сатанокожа (1992). Рэизм был впоследствии отредактирован, переработан и издан в качестве приложения к Сатанокоже под заглавием Рэизм — Песни Жиля де Рэ. Первый раздел — 'Мясокрючное семя' — был одновременно опубликован в виде графического романа с иллюстрациями художника Майка Филбина. Небольшие по объему вещи Хэвока также вошли в сборник Звездная Мудрость[!Хэвоковский вклад в упомянутое издание вновь был плодом сотворчества с художником комиксов Майком Филбином и назывался 'Бабочка Третьего Глаза'. Вещь эта представляет собой настоящий оккультный гимн анальному сексу, исходящий из следующего постулата: 'Анус есть точное зеркало для души…'. -- 'Бабочка Третьего Глаза', главный издатель доктор медицинских наук Д.М. Митчелл, сборник 'Звездная мудрость: дань Х.П. Лавкрафту', серия Creation Books, 1995, стр. 19.!], посвященный Х.П. Лавкрафту (1994) и антологии Красные Пятна (1992) и Прах (1996).
Кроме этих, опубликованных, вещей Хэвок является автором несостоявшейся детской книжки, предварительно озаглавленной Рыжемир. Осколки, оставшиеся от замысла, намекают на некую квази- сказку, которая разворачивается как исполненный мрачного юмора кошмарный пейзаж, описывающий абсурдную и мучительную жизнь мальчика, чьим проклятием стали 'рыжие волосы, рыжая кожа и рыжие глаза', из-за которых несчастный ребенок дико страдал, ибо 'все, что он видел, было рыжее тоже'[!Джеймс Хэвок, Рыжемир, неопубликованный отрывок.!]. Этими разрозненными — и зачастую короткими — текстами Хэвок попытался создать радикально новый антиисторический нон-нарратив, чеканящий фрагментарный, алеаторный ландшафт, укорененный в его уникальном понимании/интерпретации исторических событий.
В книге Рэизм и ее разнообразных манифестациях Хэвок предпринял погружение в психологическую преисподню Жиля де Рэ. Это реальная фигура, действительный генерал армии Жанны Д`Арк; Жиль де Рэ был французским дворянином, который — промотав свое состояние в ходе все более разорительных потрав гедонистическим развлечениям — обратился к запретному оккультному искусству алхимии, и закончил в конце концов попытками достичь магического и сексуального совершенства, изнасиловав и удушив (как гласит легенда) сотни похищенных им детей. Будучи признан виновным в своих преступлениях церковным судом, де Рэ был приговорен к смерти, а со временем вырос в устрашающую историческую фигуру Синей Бороды.
В идеализирующих писаниях Хэвока Жиль де Рэ становится мифическим псевдосвятым, олицетворяющим одновременно и унижение, и славу, героем, одновременно стоящим на коленях в дерьме и крепко вцепившимся в звезды. Но Жиль де Рэ Хэвока также существует помимо всяких дихотомических структур; скорее, сама его разрушительная деградация становится силой, катапультирующей его в сияние славы. Как это Хэвок афористически опрделяет в преддверии Рэизма — Песен Жиля де Рэ: 'Услады мостят оттоки. Кто нужен мертвым, следуй'[!Джеймс Хэвок, Рэизм — Песни Жиля де Рэ, издательство Creation Press, 1992.!]. Хэвок не делает попыток написать Жиля де Рэ биографическим методом; скорее, он набрасывает воображаемый психо-поэтический портрет:
'Я знаю только вечное спокойствие обглоданного черного мяса, реки каменных коней, равнины в потоках архангельской желчи; ускорение вожделения, яйца, горящие в небе, сжатом висящими якорями, кривляние демонов, промелькнувших в сернистом зеркале'[!Джеймс Хэвок, там же.!].
На одном из уровней Рэизм написан совершенно осознанным стилем, отсылающем и к перечням либертинных излишеств, которые полнят целые разделы 120 Дней Содома, и к Лотреамоновским Песням Мальдорора, со всем их мизантропическим неистовством. Рэизм вылетает эякуляторным выбросом запретной мысли поперек станицы, и его текстуальность — по самой своей природе — пытается подорвать классические модусы наррации и письма. Тем не менее, будь Рэизм банальной порнографией, он бы провалился, потопленный чрезмерной весомостью авторского желания шокировать, но Хэвок обходит эту трудность, противопоставляя порнографической насыщенности литературу собственного детства. Это наиболее явственно в использовании разговорных оборотов афро-американских плантаций, навеянных, или напрямую взятых из многочисленных сказок Дядюшки Римуса о Братце Кролике. Из этой одержимости Братцем Кроликом возникают такие персонажи, как Смоляные Ляльки, тогда как прочие образы текста, чьи имена являются причудливыми контаминациями и искажениями оригинала — Пареньки-Прыгункы, Канавопыт и вороноглавые псы — могли возникнуть только как развевающиеся лохмотья памяти, вырванные из психической бездны воображаемого подсознания прототипа, и превращенные Хэвоком с его псевдо- либертинским ухарством в фигуры интенсивной полиморфной извращенности. Этой комбинации детской литературы, современного разговорного языка и порнографии было суждено стать плотью всех его последующих текстов.
Джеймс Хэвок расширил свой 'канон жития' Жиля де Рэ, «наговорив» пластинку Церковь Рэизма (Creation Records, 1989), на которой смесь его квази-гомосексуальной шепелявости школьника-онаниста и бормотания бездомного бродяги сопровождают музыкальные напряги Роуза Макдоуэлла (Current 93, Non, Strawberry Switchblade), Роберта Янга (Primal Scream), Мартина Даффи (Primal Scream), и Джейсона Колфилда (Intravenus). Хэвок также выступил режиссером короткого фильма в формате Super-8, сопровождавшего первую вещь на альбоме. Этот никогда так и не выпущенный, и даже не показанный публике фильм[!Премьера фильма все же состоялась — 10 июля 1992 года в Антверпене.!], озаглавленный Преступления Против Кошечки (смотрите подборку кадров в приложении), сопоставляет образы измочаленных кнутом и кровоточащих мужских ягодиц и спины, восторженно хохочущего Жиля де Рэ (в исполнении Бобби Гиллеспи), Люцифера (сыгранного Хэвоком) и голой бабы (сыгранной актрисой, имени которой в титрах нет) — ее лицо скрыто за маской в виде свиной головы, что отсылает одновременно и к Техасской Резне Бензопилой Тоуба Хупера (1974), и к Мотельному Аду Кевина Коннора (1980). Снятый на черном заднике, фильм делает акцент на плоти протагонистов, которая выныривает, вся мясисто-розового цвета разварившейся ветчины, из савана чернильной темноты — каковая составляет основную часть мизансцены. Как и в литературе Хэвока, здесь подчеркнуты взаимоотношения света и тени, телесность всплывает из хаоса черноты.
После публикации Рэизма Хэвок принялся за работу над короткими рассказами, из которых и сложилась Сатанокожа. Двадцать произведений, составляющих этот сборник, скачут галопом сквозь страну немыслимой психотропии; по словам Хэвока, рассказы эти возникли в результате 'злоупотребления пивом, кокаином и экстези'. Хэвок сравнивал структуру Сатанокожи 'со структурой музыкального альбома, с той только разницей, что здесь в роли песен выступают рассказы. Поэтому объем рассказов невелик. Каждая история строилась как «ритмизованный» нарратив, прерываемый одним — либо больше — 'нойзовым гитарным соло' — это более делириозные, более свободные по форме пассажи, которые можно обнаружить в определенных местах. Та же модель, что у JAMC или Sonic Youth.[!Джеймс Хэвок, из личной переписки. Пример: 'Из пустой глазницы Лавчайлд выпадает крапчатый боевой барабан, за ним валятся жирная гусиная гузка и искусственный член, выделяющий жаркую, сажную лимфу; явно показывая тот хлам, что слагает презренную суть мясника. Муравьями покрытые циферблаты вываливаются на шнурах, потом парии из свиных костей, собака в орбите коровы, восьмияйца в восьмимошонках, когтепыль, каверны внутри котенка, вымыслы из часовни треснувших черепов-бриллиантов, два заводных моряка, гром, висящий с крюка, кожаные колокола, срезанные с варёных птичьих рабов, ярко-красный мед в тюрьме головы, замочные скважины, груди из кобальтовых заклинаний, корабль крысиных кошмаров, кубки коричневых слез под украшенным блестками деревом и складчатокрылый купидоний колпак с орхидеями; рушась на кладбище, будто разбитые и разбросанные игрушки в неоновой детской.' (Цитата из 'Венериного глаза', Сатанокожа, Creation Press, 1992.)!]'
Несмотря на то, что Сатанокожа, вроде бы, не имеет столь же узнаваемого исторического бэкграунда, как Рэизм, Хэвок намекал, что 'по сути книга — все-таки историческая, но отсылает она к истории
