Подколесин, решив уж, что и нос великоват, и по-французски вряд ли она знает, говорит приятелю, что невеста ему не нравится. Кочкарев без труда убеждает его в несравненных достоинствах невесты и, взяв слово, что Подколесин не отступится, берется остальных женихов спровадить.
Агафья Тихоновна не может решить, которого из женихов ей выбрать («Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…»), ь хочет кинуть жребий. Появляется Кочкарев, убеждая взять Подколесина, и решительно только его, потому что он чудо человек, а остальные все дрянь. Объяснив, как отказать женихам (сказав, что не расположена еще замуж, или уж просто: пошли вон, дураки), Кочкарев убегает за Подколесиным. Приходит Яичница, требуя прямого ответа: да или нет. Жевакин и Анучкин являются следом. Растерянная Агафья Тихоновна выпаливает «пошли вон» и, устрашенная видом Яичницы («Ух, прибьет!..»), убегает. Входит Кочкарев, оставивший Подколесина в прихожей поправить стремешку, объясняет опешившим женихам, что невеста дура, приданого за ней почти нет и по-французски она ни бельмеса. Женихи распекают Феклу и уходят, оставив Жевакина, не раздумавшего жениться. Кочкарев отсылает и его, посулив свое участие и несомненную удачу в сватовстве. Смущенной же невесте Кочкарев аттестует Жевакина дураком и пьяницей. Жевакин подслушивал и изумлен странным поведением своего заступника. Агафья Тихоновна не желает с ним говорить, множа его недоумения: семнадцатая невеста отказывает, а почему?
Кочкарев приводит Подколесина и принуждает его, оставшись с невестою наедине, открыть ей сердце. Беседа о приятностях катания в лодке, желательности хорошего лета и близости екатеринингофского гуляния оканчивается ничем: Подколесин откланивается. Однако он возвращен Кочкаревым, уже заказавшим ужин, сговорившимся о поездке в церковь через час и умоляющим приятеля жениться, не откладывая. Но Подколесин уходит. Наградив приятеля множеством нелестных прозвищ, Кочкарев поспешает его вернуть. Агафья Тихоновна в размышлении, что и двадцати семи лет не провела в девках, ожидает жениха. Водворенный в комнату пинком Подколесин не может приступиться к делу, и наконец сам Кочкарев просит за него руки Агафьи Тихоновны. Все устраивается, и невеста спешит одеться. Подколесин, уж довольный и благодарный, остается один, поскольку Кочкарев отлучается взглянуть, готов ли стол (шляпу Подколесина, впрочем, он благоразумно прибирает), и размышляет, что он был до сих пор и понимал ли значение жизни. Он удивлен, что множество людей живет в такой слепоте, и, доведись ему быть государем, он повелел бы всем жениться. Мысль о непоправимости того, что сейчас произойдет, несколько смущает, а затем и страшит его не на шутку. Он решается бежать, пусть бы и через окно, коли нельзя в дверь, пусть и без шляпы, раз ее нет, — выскакивает в окно и уезжает на извозчике.
Агафья Тихоновна, Фекла, Арина Пантелеймоновна и Кочкарев, появляясь один за другим, в недоумении, кое разрешается призванной Дуняшкой, видевшей весь пассаж. Арина Пантелеймоновна осыпает бранью Кочкарева («Да вы после этого подлец, коли вы честный человек!»), он убегает за женихом, но Фекла почитает дело пропащим: «коли жених да шмыгнул в окно — уж тут, просто мое почтение!»
Ихарев, явившийся в городском трактире, дотошно расспрашивает трактирного слугу Алексея о постояльцах: кто таковы, играют ли, только ли между собой и где берут карты; щедро вознаграждает понятливость его и отправляется в общую залу свести знакомство. Появляются Кругель и Швохнев и дознаются у Гаврюшки, слуги приезжего, откуда барин, играет ли и в выигрыше ли теперь. Узнав, что Ихарев выиграл недавно восемьдесят тысяч, подозревают в нем шулера и интересуются, что делает барин, оставаясь один. «Он уж барин, так держит себя хорошо: он ничего не делает», — следует ответ. Вознагражден и Гаврюшка. Ихарев дает Алексею дюжину карточных колод с тем, чтоб тот подложил их во время игры.
Приходят Швохнев, Кругель и Утешительный, отдающий должное «приветливым ласкам хозяина». Спор о том, весь ли принадлежит человек обществу, воодушевляет Утешительного, доведя его разве что не до слез, коим Ихарев, впрочем, не слишком доверяет. Угостившись закускою и обговоря удивительные свойства сыра, садятся за карточный стол, и гости уверяются, что Ихарев шулер первой степени. Утешительный, подговоря остальных, восхищается искусством хозяина и, покаявшись в прежнем своем намерении обыграть Ихарева, предлагает заключить дружеский союз. Сблизившееся общество обменивается удивительными историями (об одиннадцатилетнем мальчике, что передергивает с неподражаемым искусством, о некоем почтенном человеке, что изучает ключ рисунка всякой карты и за то получает пять тысяч в год). Утешительный раскрывает преостроумнейшие возможности подбросить крапленые карты, не вызвав ни малейшего подозрения. Ихарев, доверяясь приятелям, рассказывает о своей «Аделаиде Ивановне», сводной колоде, каждая карта коей может быть им безошибочно угадана, и демонстрирует восхищенному обществу свое искусство. Приискивая предмет для военных действий, новые знакомцы рассказывают Ихареву о приезжем помещике Михаиле Александровиче Глове, заложившем в городе имение ради свадьбы семнадцатилетней дочери и теперь дожидающегося денег. Беда в том, что он вовсе не играет. Утешительный идет за Гловым и вскоре приводит его. За знакомством следуют жалобы Глова на невозможность оставаться в городе, а также рассуждение о вреде карточной игры, вызванное видом играющих в углу Кругеля со Швохневым. Вошедший Алексей докладывает, что лошади Глова уж поданы. Откланиваясь, старик просит Утешительного присмотреть за сыном, коего оставляет для окончания дел в городе, ибо сын его, двадцатидвухлетний Саша, почти что ребенок и все мечтает о гусарах.
Проводив Глова, Утешительный отправляется за сыном, полагая сыграть на его гусарских пристрастиях и выманить деньги, двести тысяч, за заложенное имение. Новоявленного гусара поят шампанским, предлагают увезти сестру и усаживают за карты. Раззадоривая «гусара» и усматривая что-то «Барклай-де-Тольевское» в его отваге, Утешительный принуждает его спустить все деньги. Игра прекращается, Саша подписывает вексель. Однако отыграться ему не дают. Он бежит стреляться, его возвращают, убеждают ехать прямо в полк, и, дав двести рублей, выпроваживают к «черномазенькой». Приходит чиновник Замухрышкин из приказа и объявляет, что деньги Глова будут не ранее двух недель. Утешительный доламывает его до четырех дней. Изумившая Ихарева поспешность объясняется: получены верные сведения из Нижнего, что купцы прислали товару, уж на носу окончательная сделка, и вместо купцов приехали сыновья. Предполагая непременно их обыграть, Утешительный отдает Ихареву вексель Глова, упрашивая его не медлить и сразу по получении двухсот тысяч ехать в Нижний, берет у него восемьдесят тысяч и уходит, вслед за Кругелем, спешно собираться. Швохнев отлучается, припомнив что-то важное.
Блаженное одиночество Ихарева, размышляющего, что с утра у него было восемьдесят тысяч, а теперь двести, прерывается появлением молодого Глова. Узнав от Алексея, что господа уж уехали, он объявляет Ихареву, что тот проведен, «как пошлый пень». Старик отец не отец, чиновник из приказа также из их компании, а он не Глов, а «был благородный человек, поневоле стал плутом», взялся участвовать в обмане и провести Ихарева, а за то обещали ему, прежде обыгранному в пух, три тысячи, да не дали и так уехали. Ихарев хочет тащить его в суд, но, как видно, не может и жаловаться: ведь и карты были его, и в деле-то он участвовал незаконном. Его отчаянье столь велико, что он не может утешиться даже Аделаидой Ивановной, коею швыряет в дверь и сокрушается, что вечно под боком отыщется плут, «который тебя переплутует».
