родственников подводников «Курска», которые, не стесняясь, повторяли свои обвинения в камеру.
Отношения Кремля и Бориса Березовского, некогда активно помогавшего Путину и боровшегося с Гусинским, уже испортились. Еще и до «Курска» в Кремле поговаривали о том, что принадлежавший Березовскому телеканал ОРТ нужно вернуть под контроль государства. Августовская трагедия ускорила процесс. В течение месяца после «Курска» контролировавшийся Березовским телеканал полностью перешел в руки Кремля. Роман Абрамович выкупил у Березовского его пакет акций и передал его государству.
Борьбу с НТВ еще предстояло продолжить.
Тем более, что уже, казалось бы, решенный плавный переход НТВ из рук Гусинского в руки «Газпром-Медиа» начал давать сбои. Уехавший из России Гусинский был тепло принят на Западе. Его избрали вице-президентом Всемирного еврейского конгресса, он встречался с президентом США Клинтоном. В какой-то момент Гусинский решил, что он «не по зубам» Путину, чей имидж был подорван историей с «Курском» и конфликтом с Березовским.
В сентябре Гусинский объявил о том, что дал согласие на продажу НТВ под давлением, что его, дескать, вынудили дать такое обещание в обмен на освобождение из тюрьмы. Одновременно «Медиа-Мост» обнародовал пресловутое «шестое приложение», завизированное министром Лесиным.
Разгорелся невероятный скандал. Путин официально поручил правительству разобраться в том, какую роль сыграл министр печати Лесин в подписании соглашения между Гусинским и «Газпром-Медиа». На заседании правительства премьер-министр Михаил Касьянов заставил Лесина встать и отчитал его. Но не уволил. А Альфред Кох собрал пресс-конференцию и пожаловался на вероломство Гусинского, который только делал вид, будто хочет продать свой бизнес, а на самом деле выводил активы компании в оффшоры.
В ноябре Генпрокуратура вновь возбудила уголовное дело в отношение Гусинского, вызвала его на допрос и пригрозила искать через Интерпол и арестовать, если он проигнорирует повестку. Но Гусинский в Россию не вернулся.
«Качели» продолжались до конца года. «Медиа-Мост» и «Газпром-Медиа» то подписывали мировые соглашения, то расторгали их. Генпрокуратура то давала громкие пресс-конференции, то умолкала. К концу года силовое давление стало нарастать. К процессу подключилась налоговая инспекция, потребовавшая по суду ликвидировать телекомпанию НТВ, поскольку за два последних финансовых года у компании был отрицательный баланс. Генпрокуратура по самым разнообразным причинам стала вызывать на допросы уже и журналистов НТВ. Ведущую вечерних новостей Татьяну Миткову, например, обвинили в том, что она угрожала расправой соседу, который, живя этажом выше, залил водой ее только что отремонтированную квартиру.
Вскоре после Нового года стало понятно, что дни НТВ в прежнем виде сочтены.
– НТВ был тогда похож на восставший броненосец «Потемкин», – говорит Евгений Киселев. – Всех пугала полнейшая неизвестность. Как только я приходил на работу, меня у лифта останавливали и требовали отчета: что с нами дальше будет. Восемьдесят процентов времени я тратил на работу с личным составом, пытался как-то успокоить людей. Было ощущение, что у власти нет единой линии. То они наезжали – и мы думали, что все, конец. А потом снова отъезжали – и мы думали, что есть надежда.
Свою панику журналисты переносили в прямой эфир. Главной новостью на НТВ изо дня в день оставалась ситуация на НТВ. И после года борьбы многие зрители и даже многие сотрудники НТВ стали уставать от «мессианской журналистики» (выражение Леонида Парфенова), которую исповедовал Евгений Киселев. Чем дольше длилась борьба с властью и Газпромом, тем сложнее оказывалось НТВ бороться за симпатии телезрителей. Одна из журналисток НТВ сказала тогда, что невозможно целый год жить с кишками наружу, и эта фраза выражала общее настроение.
– Я говорил Киселеву, – вспоминает Леонид Парфенов, – что он берет на себя непосильную ответственность, превращая журналистов в профессиональных революционеров.
В конце января ведущая НТВ Светлана Сорокина обратилась в прямом эфире к президенту Путину и попросила его встретиться с журналистами телеканала. Путин перезвонил Сорокиной на рабочий телефон и пригласил вместе с коллегами в Кремль.
– Мы сходили в Кремль и вернулись с перевернутыми лицами, – вспоминает Евгений Киселев, – поняли, что не на что надеяться. Во-первых, он демонстративно встретился перед нами с генпрокурором Устиновым. И встречу с нами начал с того, что прочитал бумагу, которую ему принес Устинов. Такая страшилка. Сплошь враньё на вранье. Безо всякой предыстории: назанимали денег у Газпрома и не хотят отдавать и так далее. Мы пытались возражать: «Вас дезинформируют». «Я доверяю своим информаторам», – отвечал Путин. И продолжал: вы используете запрещенные методы в журналистике, получаете черные зарплаты… Я все детали даже не помню. Но он проявлял такую осведомленность, что не возникало сомнений, что всей операцией руководит он лично.
Модник Парфенов не преминул заметить, что на президенте был шитый у знаменитого портного пиджак из какой-то особо ценной шерсти.
Мы встречаемся с Евгением Киселевым и Леонидом Парфеновым почти одновременно. Парфенов ждет нас в десять утра в кофейне «Шоколадница» на Сретенке. Киселев – в час дня в ресторане «Ностальжи» на Чистопрудном бульваре.
После событий весны 2001 года прошло уже почти семь лет. Они оба уже не работают на телевидении, но ничего важного не забыли. Оба увлеченно рассказывают о том, что произошло с ними в те месяцы.
Парфенов довольно весел, энергично жестикулирует, то и дело пародирует голоса своих тогдашних знакомых. Киселева он изображает, переходя на пафосный профессорский тон:
– На прошлой неделе кое-кто из кремлевских э-э доброхотов вспомнил о так называемой э-э проблеме, к которой, надо заметить, и ваш покорный слуга э-э уже неоднократно обращался…
Киселев говорит все так же размеренно и печально, как и прежде. И старается не упоминать Парфенова.
Они оба рассказывают нам про митинг в защиту НТВ и свободы слова, который состоялся на Пушкинской площади 31 марта 2001 года.
Киселев вспоминает этот митинг как последний и решительный бой:
– Была некая иллюзия, что митинг как-то повлияет на настроение власти. Что власть не сможет игнорировать мнение общественности. Но это были иллюзии. Власть после этого стала циничным образом раскалывать коллектив. Предлагать сотрудникам в полтора или два раза большую зарплату. Хотя я не слышал точных цифр.
Парфенов вспоминает митинг как пример невыносимого дурновкусия. Из объяснений Парфенова следует, что киселевское НТВ перестало существовать не только потому, что власть разрушала его, но и потому, что телеканал изжил себя эстетически:
– Митинг на Пушкинской площади меня убил совершенно. Общественность с плакатиками работы «НТВ-дизайн»! – Парфенов кривится, ему кажется отвратительно пошлым, что митинг был срежиссирован как эпизод из дешевого телесериала.
Вскоре после того митинга конфликт вступил в свою решающую стадию. На 3 апреля Газпром назначил собрание акционеров НТВ, намереваясь избрать лояльный компании совет директоров. К тому моменту Газпрому принадлежало 48 % акций НТВ, еще 4,5 % принадлежали американскому фонду Capital Research Management. Остальные – «Медиа-Мосту», однако по решению арбитражного суда на 20 % акций «Медиа-Моста» был наложен арест и голосовать ими «Медиа-Мост» не имел права. Юристы НТВ рассчитывали помешать собранию акционеров и подали иск в районный суд города Саратова, который должен был проведение собрания акционеров запретить.
– Саратовский суд должен был запретить нам провести собрание акционеров, на котором мы должны были избрать свой совет директоров НТВ, – вспоминает тогдашний глава совета директоров «Газпром- Медиа» Александр Казаков. – Их юристы полетели в Саратов. А мы позвонили саратовскому губернатору Аяцкову и сказали: «Там к вам самолет летит, его надо развернуть». Аяцков все понимал – публика-то у нас дисциплинированная. Аяцкова в свое время я сам назначал на губернаторскую должность, когда работал в администрации президента. И самолет не посадили. Тогда они поехали на машине. Но за ночь не успели. А мы тем временем приняли в суде другое решение, которое отменяло их решение. Когда Киселев приехал на
