нащупывала собственный путь в новый век.
Многое говорит также в пользу того, что начатое в 774 году присоединение Лангобардии к государству франков на севере и возникновение в последующем церковного государства не позволили Италии превратиться с течением времени в составную часть мусульманско-арабской средиземноморской империи.
Поэтому лишь очень немногим историческим датам в европейской истории придается такое значение, как 774 году. Возведение Карла на императорский трон в праздник Рождества 800 года лишь подвело черту под событиями последней четверти века и поставило правление короля франков и лангобардов, который одновременно являлся и «патрицием римлян», на фундамент обновленного западного императорского достоинства. Его последующее признание Византией означало до некоторой степени состояние протокольного равновесия, хотя император Востока ба-зилевс ранее нетрадиционной добавкой «римлян» в его титуловании указал на верховенство своего императорского достоинства, в то время как его Западный пандан поначалу довольствовался добавкой «император» к своим королевским званиям. [120]
КАРЛ МЕЖДУ РИМОМ И ВИЗАНТИЕЙ
В 774 году отношения франкского монарха с Восточным Римом оставались неясными, но и не беспроблемными, поскольку влиятельные силы на Босфоре были заняты противодействием арабам и болгарам, а владения в Италии (Равеннский экзархат) давно уже стали объектом экспансионистской политики лангобардов. Обострившийся спор об иконах начиная с двадцатых годов VIII века привел к глубокому отчуждению между Востоком и Западом, Римом и Константинополем, что одновременно подтолкнуло папский престол в объятия франков. Так или иначе именно в шестидесятые годы, если верить папскому посланию, возник матримониальный проект с участием императора Константина V и короля Пипина, единственная дочь которого Гизела объявлялась невестой наследника престола Льва. Этим планам не суждено было осуществиться, равно как и последующему проекту, связанному с выдачей дочери Карла замуж за представителя императорского двора на Босфоре, хотя в Ахен уже был отправлен учитель греческого языка, чтобы раскрыть юной принцессе прежде всего тайны этикета.
По сути, не властно-политическое соперничество породило трения между Востоком и Западом, а богословско-догматические споры между Римом и Византией, вовлекшие в каверзные размышления и франкских правителей; уже в 767 году на встрече короля Пипина с восточноримскими эмиссарами обсуждались сложные вопросы вероучения и богослужения. Впоследствии Карл велел даже подготовить с так называемыми Libri Carolini[27] при франкском дворе проект заключения по восточноримским взглядам, однако Рим отреагировал на это без особого энтузиазма. Тем не менее нельзя недооценивать встретившиеся трудности языкового взаимопонимания и недостаточную степень абстрагирования мысли, хотя королевская канцелярия в те годы и старалась из дебрей одичавшей меровингской латыни выкарабкаться на средний уровень грамматической корректности. Кроме того, она намеревалась с помощью так называемого каролингского минускула (до сих пор используемого нами рукописного шрифта), схемы четверостишия и переноса слова сделать очко шрифта более разборчивым. Высокомерное отношение Восточного Рима к варварам было неслучайным.
И наконец, формирование папства как самостоятельной духовно-нравственной инстанции Запада и новое обоснование ли ператорской власти как обеспечивающей политический порядо силы соответствовали «разжижению» единого средиземноморског пространства, получившему мощный толчок начиная с VII века в результате завоевания арабами африканского побережья.
Этим был предрешен закат империи Юстиниана.
Еще летом 774 года Карл вернулся домой, преодолев Альпы в сопровождении супруги, сыновей и главного узника Дезидериячадами и домочадцами. Он затерялся в каком-то монастыре, и его дальнейшей судьбе ни один современный ему источник пи чего не сообщает. В Павии король оставил франкский гарнизон и предположительно уже тогда произвел некоторых франков и, димо, кое-кого из местной знати в графы. Так он подтвердил звание герцога — Ротгауду во Фриуле, который, правда, вскоре взбунтовался против господства франков.
Между тем в интересах Римской церкви начала осуществляться программа реституции, согласованная обеими сторонами на месте захоронения апостола Петра. Правда, как свидетельствуют вскоре полученные королем обращения, папа воспринял все это без) особого удовлетворения. Так, уже в конце 774 года Адриан I отправил гневное письмо в связи с действиями архиепископа Равеннского Льва, против воли папы казнившего Павла Афиарту. Л он теперь еще вознамерился воспрепятствовать передаче многочисленных городов, особенно в Пентаполе и вокруг Равенны, представителям Святейшего престола на том основании, что получил в управление город и экзархат от самого короля. Папа требует немедленно вмешаться и просит о предоставлении в его распоряжение оккупированных земель. В этой связи он настоятельно напоминает о священных обещаниях, данных Карлом и его отцом. В данном конкретном случае существенную роль сыграло прежде всего давнее соперничество между Равеннской архиепис-копией и римским понтификом. Это особенно проявляется в резко обличаемом папой стремлении архиепископа Льва править «как экзарх».
Папское вмешательство ни к чему не привело, а вот архиепископу удалось весьма эффективно изложить данный вопрос при дворе, в то время как к папским представителям никто не прислушался, обвинив их даже в фальсификации верительных грамот. Король быстро покончил с этой проблемой, как, впрочем, и с другими правовыми и имущественными вопросами. Он велел122собрать соответствующую информацию и выслушат мнение экспертов на этот счет. Согласованная па Пасху пограничная линия Люни — Монссличе, не говоря уже о Венеции и Истрии, была признана устаревшей. Фактическое выяснение отношений в связи с присоединением лангобардского королевства требовало тщательнсй подготовки и политического согласования. Так, король обнадежил папу Адриана, что их новая встреча состоится осенью 775 года в Риме. Но из этого ничего не получилось, так как в согласованные сроки в соборе Святого апостола Петра появился не Карл, а эмиссары франков, которые к тому же скорее избегали, нежели искали встречи с понтификом.
НОВЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОРИЕНТИР: ПОДЧИНЕНИЕ И ХРИСТИАНИЗАЦИЯ САКСОВ
Политика Карла в отношении Италии, значительно изменившая политическую карту Европы уже в 774 году, притормозилась вновь вспыхнувших противоречий с саксами, которые, несмотря на договоренность и предоставление заложников, воспользовались отсутствием короля и боеспособных войск и отомстили за позор 772 года, а именно за разрушение и разграбление их главной святыни, а также за военное поражение, решив привычным образом потеснить старого врага.
Саксы (между прочим, языковое обозначение скрывает, о каком шварме или части племени идет речь в контексте этих событий) разрушили Эресбург, в котором франки в 772 году, вероятно, оставили гарнизон, вторглись в Гессен между Эдером и Димелем и попытались штурмовать крепость Бюрабург, воздвигнутую на крупных и обрывистых скалах на правом берегу Эдера. Заметим, что еще Винфрид- Бонифаций собирался сделать Бюрабург из-за недоступности своей епископской резиденцией. В этой крепости после бегства из Фрицлара сохранялись мощи первого аббата монастыря — святого Вигберта. Блокированные в крепости сумели выдержать осаду и, как свидетельствует один из источников, благодаря духовному покровительству святого совершили успешную вылазку. Следующей целью саксов стал подвергшийся разрушению Фрицлар. Церковь Святого Петра хотя и была разграблена, но, по предсказанию Винфрида-Бонифация, не стала жертвой пожара, в то время как поджигатель — сакс, согласно легенде, был парализован и сгорел в огне. Эти действия саксов имели свою мотивацию- месть и одновременно уничтожение христианских культовых храмов как непосредственный ответ на разрушение Ирминсула.
Такой характер военных действий с обеих сторон вышел далеко за рамки привычных пограничных перестрелок. По свидетельству Эйнхарда, десятилетиями не прекращавшаяся борьба приобрела именно
