спина онемела от долгого сидения на троне.
— И не вздумай хапать подарки, — предупредил Грунтор, в янтарных глазах которого блеснул смех. — Сначала на них должен взглянуть король.
Джо нахмурилась:
— Знаешь, Акмед, мне гораздо больше нравилось, когда ты не был королем. — И с гордо поднятой головой она удалилась из Большого зала в свои покои.
Акмед вздохнул:
— Мне тоже.
3
После той дикой ссоры отношения между Эши и Рапсодией стали менее напряженными. Рапсодия не находила этому объяснения и в конце концов решила, что они таким образом выпустили пар: высказали друг другу на копившиеся подозрения.
Как странно получилось: он угрожал ей обнаженным мечом, она его оскорбляла, а отношения у них стали заметно лучше, чем были за все время их путешествия, — как бывает у больного, перенесшего кризис.
«Наверное, я слишком долго жила с болгами», — подумала Рапсодия.
Ужасающее поведение знакомых мужчин, вызвавшее бы у ее братьев желание защитить честь сестры, давно стало привычным. Все ее друзья мужчины вели себя грубо.
Быть может, именно поэтому ей нравился Эши. В отличие от всех остальных, он относился к ней как к другу или просто хорошей знакомой. Она не вызывала у него постоянного сексуального влечения; способность замечать любовный пыл была искусством, которому Рапсодию научила Нана, владелица борделя в Серендаире, где ей пришлось провести некоторое время. Это умение не раз выручало Рапсодию. Она видела, что мужчины находятся в состоянии возбуждения почти все время — существуют лишь редкие исключения. Одним из них и был Эши. Он обращался с ней по-дружески, часто поддразнивал, совсем как брат, иногда флиртовал, но никогда не навязывал своего внимания. Для Рапсодии не имела значения причина его холодности. Он оказался хорошим спутником, и это ее вполне устраивало.
Эши видел, что Рапсодия совершенно неправильно оценивает ситуацию, и вздыхал с облегчением. Она ничего не понимала. Его ненавистный туманный плащ, прячущий его от мира, здесь оказался благословением. Он помогал ему скрыть страстное стремление быть рядом с Рапсодией и его не самые благородные желания. Поразительная способность Рапсодии к самообману очень ему пригодилась. Они продолжали свое путешествие — Эши не давал поводов Рапсодии тревожиться, она ничего не замечала.
Начались дожди, и путешествие сразу стало не таким приятным. По мере того как они уходили все дальше на запад, лес становился гуще, замедляя их продвижение вперед. Снег вокруг стволов растаял, обнажив порыжевшую траву, предвестницу более теплой погоды.
Однажды, когда день уже клонился к вечеру и спутники устали от бесконечного блуждания среди зарослей вереска, они остановились у края болота. На небольшой поляне под высоким вязом Рапсодия нашла кучу мягких листьев и с довольным видом плюхнулась на нее. Эши шарахнулся в сторону, когда она с громким криком подпрыгнула, изрыгая проклятия на языке фирболгов.
Через мгновение, овладев собой, Рапсодия опустилась на колени и разгребла листья, под которыми оказался крупный прямоугольный камень с вырезанными на его поверхности буквами. Рапсодия осторожно смахнула грязь и пыль и, затаив дыхание, прочитала надпись:
Такую же надпись, начертанную на стене пещеры Элинсинос, когда-то показал ей Ллаурон — так Гвиллиам советовал приветствовать всех, кого он встретит, своему разведчику Меритину: «Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле».
— Это веха намерьенов, — прошептала она. Эши наклонился, чтобы рассмотреть надпись.
— Действительно, — согласился он. — Ты ее узнала? Рапсодия недоуменно посмотрела на него:
— В каком смысле? Если бы я знала, что эта штука здесь находится, я бы не стала на нее садиться.
Эши выпрямился.
— Конечно, но я просто подумал, что ты уже видела надпись раньше.
— Разве такое возможно? Если бы я бывала здесь, за чем бы мне понадобился проводник? — Она сняла плащ и расстелила его на земле.
Эши сбросил дорожную сумку.
— Возможно, ты видела надпись, когда ее высекали.
Рапсодия сердито покачала головой. В последнее время подобная ситуация часто повторялась: Эши постоянно намекал, что Рапсодия имеет какое-то отношение к Первому поколению намерьенов. Она уже давно заметила, что Эши пытается расставить ей ловушку, чтобы она выдала себя. Пожалуй, эта была самой очевидной.
— Знаешь, мне надоели твои игры, — заявила она. — Если ты хочешь знать, не приплыла ли я сюда с Первым флотом, то почему бы тебе просто не спросить?
Эши явно не ожидал такой реакции.
— А ты приплыла?
— Нет.
— Ага. — Казалось, он растерялся. — А со Вторым или с Третьим?
— Нет. Я вообще никогда не поднималась на палубу корабля, если не считать лодок и паромов.
Рапсодия вспомнила о своем бесконечном походе внутри Корня и слегка вздрогнула.
— Или верхом на лошади. Теперь ты от меня отстанешь?
— Отстану?
— Ты пристаешь ко мне с вопросами о намерьенах с того самого момента, как мы вышли из Илорка. Мне это не нравится.
— Но тебе известно, кто они такие?
— Да, — не стала отрицать Рапсодия, — но все, что я о них знаю, почерпнуто мною из книг по истории. Надеюсь, ты прекратишь свою игру в кошки-мышки.
Эши усмехнулся:
— Если не ошибаюсь, эти игры заканчивается тем, что кошка съедает мышку. — Он вытащил из сумки кухонные принадлежности. — Полагаю, мне не нужно тебе объяснять, кому из нас досталась роль кошки?
Рапсодия принялась собирать хворост для костра, который успела развести.
— Так вот какое занятие ты придумал на сегодняшний вечер?
— Ты мне предлагаешь поиграть? — многозначительно поинтересовался Эши.
— Ну, — ответила Рапсодия, наклоняясь, чтобы поднять лежащую на земле ветку, — мы можем это организовать. После того как костер разгорится, я отправлюсь на охоту и постараюсь раздобыть для тебя мелких грызунов на ужин. — Она продолжала собирать хворост и бессознательно принялась насвистывать.
Эши почти сразу узнал мотив — гимн древней богине урожая, песня из старого мира.
Она намерьенка, он не сомневался. Эши решил попробовать подойти с другой стороны. Он прикинул, на каких языках она могла бы говорить в старом мире, если бы действительно была намерьенкой, но его познания в древнем лиринском были крайне скудны. Тогда Эши решил произнести одну фразу на устаревшем лиринском языке, а другую на старом намерьенском. Дождавшись, когда на лицо Рапсодии упадет свет от костра, он сказал на мертвом лиринском языке:
— Знаешь, Рапсодия, я нахожу тебя необычайно привлекательной, — а потом перешел на язык намерьенов: — Мне нравится наблюдать за тобой, когда ты наклоняешься.
Она с сомнением посмотрела на него, но ничего не ответила, и дракон не почувствовал ее смущения. Эши показа лось, что первая фраза углубила морщинку у нее на лбу, возможно, она жила в лиринском поселении или в общем доме, где все говорили на лиринском языке. Он предпринял еще одну попытку.
— И у тебя восхитительные ягодицы, — заявил он, внимательно наблюдая за ее реакцией.
