проголосовал за то, чтобы все оставалось по-прежнему. Во всяком случае, мне это выгодно. Иначе придется пересматривать многие торговые соглашения. Их было совсем непросто заключить, а если Сорболд будет раздроблен, нам едва ли вообще удастся с ними договориться. Даже объединенный Сорболд представляет угрозу для моего королевства, да и для Роланда тоже. А если он перестанет быть единым государством, станет еще хуже. Никто не сможет предсказать, что произойдет, если вся армия захочет принять участие в выборе нового правителя. И если ты не почувствовал тревогу в тот момент, когда их главнокомандующий встал и принялся возражать, словно он глава государства, ты глупец.
— Тут я с тобой согласен.
— Ну, тогда ты должен понимать, что ничего хорошего ждать не приходится. Династии не прерываются, если все идет хорошо. И столы здесь поставлены вовсе не потому, что предстоит пир в честь нового монарха. Или армия уничтожит всех, кто ей не угоден, или купцы незаметно положат палец на весы, а может быть, наместники, вернувшись по домам, разорвут империю на части. Какое бы соглашение ни было достигнуто, как бы проигравшие ни заверяли победителей в своей верности, все закончится плохо. И это неизбежно.
Он повернулся, чтобы уйти, но задержался и произнес на прощание:
— Хочу тебе сообщить, что постараюсь подготовиться к провокациям на границе. Конечно, хорошо бы своими глазами увидеть людей, с которыми нам в дальнейшем придется иметь дело, но мне действительно нора. Я не намерен тратить понапрасну время только для того, чтобы потом сказать: «Я присутствовал на совете, но не сумел помешать наихудшему развитию событий». А теперь я собираюсь найти Благословенного. Доброй ночи.
АКМЕД ПРОСНУЛСЯ задолго до рассвета.
Он выбрался из спящего дворца, остановился, чтобы бросить прощальный взгляд на высокие башни, величественные и гармоничные одновременно, колокола на которых, к счастью, молчали со вчерашнего вечера. Голова у Акмеда до сих пор болела от чудовищной какофонии погребения.
Вскоре король болгов уже шагал в сторону конюшни. В свете заходящей луны на кустах и цветах серебрились редкие капельки росы.
Старший конюх уже пришел и наблюдал за работой. Еще одну лошадь, как и просил Акмед, оседлали, и она стояла рядом с его скакуном. Акмед передал конюху кредитные обязательства и взглянул на лошадь. Подобный выбор его искренне удивил — он бы и сам не отказался от такой кобылы. Что ж, для разнообразия его не обманули.
Король болгов вытащил из кармана золотую монету и протянул ее конюху, после чего вывел обе лошади на свежий утренний воздух. Пожалуй, он впервые
Акмед и сам не знал, понравилось ли оно ему. Однако сожалений он не испытывал.
Король болгов легко вскочил в седло и, ведя в поводу купленную кобылу, направился сквозь серую предрассветную дымку к лагерю панджери. Небо у него за спиной светлело, близился рассвет.
Перевалив через последний холм, Акмед остановил скакуна.
Лагерь исчез.
А вместе с ним и кочевники.
Сердце бешено забилось у него в груди, он с надеждой всматривался в бесконечную пустыню на западе, пытаясь разглядеть караван панджери, но их нигде не было.
Акмеда охватила паника, отчаяние обожгло поверхность его сверхчувствительной кожи. Ему удалось найти мастера, которого он так долго искал, именно такого, в каком король болгов нуждался: жесткого, помешанного на своей работе. Теофила не потерпит никаких безобразий от Шейна, да и болгам будет трудно смотреть ей в лицо без страха.
Она сможет превратить Светолов в реальность.
Но она исчезла.
«Клянусь богами, я не позволю ей ускользнуть от меня», — сердито подумал Акмед.
Он пришпорил своего скакуна и помчался к подножию холма, за которым вздымались пики Ночной горы.
Как и прежде, проход охраняли четверо стражников.
— Где панджери? — крикнул он, придерживая лошадей.
Солдаты, моргая, удивленно смотрели на него, не успев толком проснуться. Трое покачали головами, а четвертый прокричал в ответ:
— Ночью пришел почтовый караван. Возможно, они присоединились к нему; кочевники часто так поступают. Караван направляется на запад, через перевал Римшин, а потом поворачивает на север, в Сепульварту. Вы можете попытаться их догнать.
Акмед помахал им рукой и вновь пришпорил своего скакуна.
Через два дня он достиг перевала Римшин, откуда открывался прекрасный вид на Кревенсфилдскую равнину. Солнце медленно поднималось над горизонтом, над высокой зеленой травой стелился туман, легкий ветер гнал вперед изумрудную волну.
Впереди медленно катил почтовый караван, семь фургонов охраняло пять десятков солдат. Караван двигался на север, к трансорланданскому тракту. Он направлялся в Сепульварту и прошел уже половину четырехнедельного цикла. Акмед прекрасно знал расписание почтовых караванов, поскольку именно он их и придумал.
За караваном следовали четыре разноцветных фургона, запряженных парами лошадей. По бокам скакали несколько одиночных всадников.
Он нашел панджери.
Акмед прикинул, как ему лучше приблизиться к каравану. Сделать это незаметно на плоской, как стол, Кревенсфилдской равнине было совершенно невозможно, а одинокого всадника, бешено погоняющего двух лошадей, могли принять за разбойника. Акмеду совсем не хотелось получить стрелу от одного из солдат Тристана Стюарда, поэтому он огляделся по сторонам, пытаясь найти способ заранее сообщить о своих мирных намерениях.
Взгляд короля болгов остановился на знамени мертвой императрицы с изображением солнца и меча, грустно обвисшем над узким перевалом. Акмед подъехал к нему и надел полотнище на свой посох. Он задумчиво посмотрел на флаг. Вчера династия закончила свое существование, не помогли даже два прекрасных символа: бесконечное могущество солнца и стойкая сила меча.
«Даже солнце и меч уходят, — подумал Акмед. — Пожалуй, не стоит использовать столь впечатляющие символы при жизни, чтобы смерть не выглядела такой жалкой».
Он пришпорил своего скакуна, убедился, что вторая лошадь послушно скачет сзади, и помчался вниз, на бесконечные просторы Кревенсфилдской равнины.
Почти одновременно раздались крики орланданских солдат и панджери, скакавших рядом со своими фургонами:
— Эй! На юге всадник!
Караван продолжал ехать дальше, постепенно набирая скорость, а солдаты, защищавшие южный фланг, приготовились перехватить незнакомца. Караван панджери также прибавил ходу.
Во втором фургоне пожилая женщина схватила за руку свою молодую соседку.
— Теофила! Посмотри на юг! Тебе не кажется, что нас преследует король болгов? — проговорила она на языке кочевников.
— Да, это он! — подтвердила третья женщина. — Он приехал за тобой, Теофила!
Молодая панджери прищурилась и посмотрела на юг. Уголки ее губ тронула улыбка, так редко посещавшая ее удивительно красивое лицо, но она ничего не сказала. Женщины принялись ее дразнить, фургон начал притормаживать, а двое солдат выехали навстречу всаднику, размахивавшему над головой флагом умершей императрицы. За ним покорно следовала еще одна лошадь.
— Ему требуется вовсе не твое мастерство, девочка!
— Ему нужна твоя задница! А она у тебя просто великолепная, Теофила.
— Верно, но она вертела ею перед носом у Крентиса все время, что мы выполняли последний заказ. Ты не боишься, что он будет ревновать?
— К королю болгов? Едва ли.
