годы, а потом умерли. По крайней мере, так говорится в книгах по истории. Меч, наверное, покинул Остров вместе с кем-нибудь из беженцев, затем тот передал его другому человеку или потерял. Ведь Звездный Горн тоже пропал, а потом его нашла Рапсодия.
— Давайте посмотрим, — вставая, предложил всем Патриарх.
Его гости тут же поднялись из-за стола и с некоторого расстояния наблюдали за тем, как Патриарх распутывает веревки, которыми был связан труп.
Когда он развернул ткань, запах разложения стал сильнее, но он мог быть значительно хуже: тело высохло, точно кусок мяса или рыбы, в дыму горящего леса, плоть облепила кости, все жидкости испарились в яростном пожаре.
— Он умер с открытыми глазами, — пробормотал Патриарх, словно обращаясь к самому себе. — Хорошо. Значит, он многое видел.
Неожиданно, будто уловив запах пожара, принесенный ветром, он поднял голову, затем наклонился над трупом и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох. Потом еще один. Все трое приехавших удивленно переглянулись. В конце концов Патриарх открыл глаза и прищурился.
— Вы чувствуете запах? — тихо спросил он.
— Какой? — поинтересовался Акмед.
Патриарх провел рукой над телом, словно прогоняя невидимые потоки воздуха.
— Он присутствует, едва различимый, но это бесспорно он. Мерзкий запах ф'дора.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Эши, который задрожал, услышав ненавистное слово, заговорил первым:
— Нет, ваше преосвященство, я не чувствую.
Патриарх отвернулся от него, взглянул на Акмеда, который почти незаметно напрягся, и проговорил спокойно и уверенно:
— В течение девятнадцати лет жизни я носил в своей крови его присутствие. Я узнаю запах ф'дора в любом виде. В какой-то момент этого человека коснулся демон. Скорее всего, он не входил в его тело, просто на время подчинил себе.
— Значит, где-то на континенте есть еще один живой ф'дор, — тихо произнес Акмед, пытаясь осознать услышанное и справиться с яростью, вскипевшей в его крови при упоминании древнего врага дракиан. — В этом вы уверены?
— Да. Где он находится сейчас, станет известно, когда мы поговорим с этим человеком.
Акмед повернулся к Грунтору.
— Возвращайся в Илорк, — напряженным голосом приказал он. — Охраняй Дитя.
Сержант кивнул и повернулся к двери, но его остановила сильная рука Патриарха.
— Подождите немного, сержант, — мягко проговорил Константин. — Возможно, вы мне понадобитесь до того, как мы закончим допрашивать свидетеля. А потом вы сможете уйти.
— Ваше преосвященство, скажите, это правда, что вы можете заглянуть в царство, находящееся между жизнью и смертью? — в отчаянии спросил Эши, изо всех сил стараясь изгнать образ Рапсодии, захваченной демоном.
Патриарх промолчал, лишь задумчиво провел рукой над телом лучника.
— Вы можете разговаривать с душами умерших, ваше преосвященство? — настаивал Эши.
— Нет, — покачал головой Константин. — Я могу разговаривать не с душой умершего человека, а скорее с его кровью. — Он бросил косой взгляд на Акмеда. — Думаю, вы знаете, что несколько лет назад — по меркам нашего мира — я был гладиатором и выступал на главной арене в Сорболде. — Его могучий голос прозвучал очень тихо и мягко. — Именно Рапсодия спасла меня и отвела за Полог Гоэн, в то место между жизнью и смертью, о котором вы говорите, лорд Гвидион, в королевство лорда и леди Роуэн. Я знаю, вы тоже там побывали в час страшной нужды, но ушли, как только исцелились. Я же решил там остаться. Если бы моя мать не была намерьенкой, я, без сомнения, уже давно бы умер. В том царстве, где царит мудрость, где врачуют тела и души, я провел несколько веков, повзрослел, а потом и постарел, хотя по эту сторону Покрова прошло всего несколько месяцев. Почти все свои знания про кровь и искусство целителя я приобрел там. Почти, но не все. Кое-чему я научился на арене. Я от рождения наделен особой связью с кровью, в юности я был умелым и безжалостным убийцей. Теперь, уже будучи немолодым человеком, я пытаюсь использовать свой дар, исцеляя людей, стараюсь спасать, а не лишать жизни.
Он осторожно провел рукой по ранам на теле мертвого лучника.
— На арене кровь умирающего противника пела мне свою песнь. Иногда она рассказывала мне диковинные истории, иногда — нет. Возможно, именно ее голос возбуждал меня сильнее, чем приветственные крики зрителей. С тех пор прошло слишком много времени, чтобы сказать наверняка.
Он снова провел рукой по телу лучника.
— Этот человек мертв. В его крови почти не осталось жизни, я слышу лишь легкий шепот. Но постараюсь его разобрать, если вы так хотите, — ради Рапсодии. А еще для того, чтобы узнать о намерениях и происхождении хозяина этого человека. Мертвые знают больше живых, но услышать их рассказ непросто.
Трое его гостей молча кивнули.
Патриарх извинился и ушел, но почти сразу же вернулся, надев белую рясу вместо серебристой, в которой был до этого. В руках он держал слезницу — сосуд в форме слезы, канопу — чашу для хранения пепла покойного, а также курильницу для благовоний. За ним следовали два ученика, они несли куски белой льняной ткани, на которые положили тело.
— Что бы ни совершил этот человек при жизни, он имеет право на прощальный ритуал после смерти, как и любой, кто ищет пристанища под моей крышей, — заявил Патриарх тоном, не терпящим возражений.
Он дождался, когда ученики зажгут церемониальные светильники, а затем жестом отпустил их и сам закрыл за ними двери.
В комнате воцарилась тишина. Патриарх поставил зажженную курильницу на стол, затем вынул пробку из висевшего на цепочке у него на шее крошечного хрустального многогранного флакона с алой жидкостью внутри. Этой жидкостью он намазал свои глаза и уши, а затем грудь трупа в том месте, где у него было сердце. После этого он благословил свой рот.
— Ты расскажешь мне, кто забрал женщину, — приказал он, и в его глубоком голосе появились уверенные нотки Дающего Имя, или короля.
Затем он открыл слезницу и, шепотом произнеся молитву, очень осторожно вылил по капле на гниющие глаза трупа. Жидкость в слезнице издала звук, знакомым эхом коснувшийся кожи Акмеда, и через несколько мгновений король болгов узнал Слезы Океана, живую морскую воду. У него тоже была одна капля, спрятанная в Лориториуме, где спала Дитя Земли.
Тело на столе, казалось, немного набухло, в него вернулась часть жидкости, а с ней к сморщенной плоти и коже возвратилась жизнь, пусть и совсем чуть-чуть.
Патриарх распахнул рясу и вынул из футляра на поясе два предмета — один походил на ролик для полировки, а другой был изогнутым церемониальным кинжалом с платиновым лезвием.
Эши, Акмед и Грунтор не сводили с него глаз. Твердой рукой Патриарх вонзил острейшее лезвие в грудь трупа, даже не поморщившись, когда из него вытекла какая-то черная жидкость, испачкавшая ему руки. Затем он вспорол грудь по всей длине, не обращая внимания на кости и внутренние органы, а потом долго держал окровавленный клинок и руки над краем канопы, старательно собрав все до единой капли крови.
После этого он положил кинжал на ноги трупа, взял ролик и, прижав его к груди мертвеца, принялся выдавливать из неподвижной плоти некогда красную, а теперь ставшую черной жидкость.
Прошел час, два. Патриарх продолжал собирать кровь в канопу. Когда ее набралось достаточно для того, чтобы покрыть дно сосуда, он поднес его к уху и закрыл глаза.
В комнате воцарилась гробовая тишина, все трое затаили дыхание, чтобы нечаянным звуком или неловким движением не помешать Патриарху.
Наконец Константин поднял глаза на своих гостей.
От его души почти ничего не осталось, — сказал он тихо, с благоговением, а в его голубых глазах загорелся огонь удивительной чистоты и силы. — В жизни он был тесно связан только с одним человеком.
