Как девушка, Минальда, возможно, гордилась положением королевы – гордость была неотъемлемой частью такого поста. Будучи же просто Альдой, она, скорее всего, испытывала чувство вины за гордыню, тем более, что признавала превосходство брата.
«Внебрачный ребенок», – бесстрастно подумала Джил.
– Ну хорошо, послушай, – начала она. – Если Стюарт уедет отсюда, чего он, конечно, не сделает, так как императору нужны дополнительные войска, что мы теряем? Начнем с того, что захват Гнезд – довольно рискованное предприятие.
Щеки Альды густо покраснели, и она быстро отвела взгляд.
– Он сказал то же самое, – проговорила она. – Он сказал, что я... что я хотела, чтобы экспедиция потерпела крах.
– Почему? – скорее с испугом, чем с сочувствием спросила Джил. Отсутствие сострадания было одной из ее наименее привлекательных черт, в чем она тут же призналась себе.
Альда оперлась обеими руками о подбородок.
– Он говорил, что Ингольд помутил мой рассудок. И, может быть, он прав. Год назад...
– Год назад кое-кто еще помогал тебе нести свое бремя, – грубо оборвала Джил.
Альда печально покачала головой:
– Джил, он разбирается в этом гораздо лучше, чем я.
– Какого черта! Он действительно много знает, но он знает только то, что хочет знать, и в этом все дело, – видя, что Альда не отвечает, Джил продолжила, но на этот раз уже мягче. – Послушай, ты ела что- нибудь вечером? Тогда содержание сахара у тебя в крови давно упало. Я достану для тебя что-нибудь поесть, и тебе надо выпить бокал вина перед сном.
Но Альда все еще сидела неподвижно. Почти шепотом она промолвила:
– Он заботился обо мне. Он всегда обо мне заботился.
«Он заботился о тебе так же, как заботятся о двадцатидолларовой отвертке, – холодно подумала Джил, – потому что это хороший инструмент». Но так как эти слова сделали бы ее подругу глубоко несчастной, вместо этого она спросила:
– Как воспринял это Майо?
Альда подняла глаза, полные внезапного испуга.
– Он был в ярости, – сказала она тихо. – Я никогда не видела его таким, даже когда Алвир не открыл им ворота. Он никогда не выдавал своих чувств и тогда, когда там был Стюарт, но потом... Он обычно такой сдержанный. Джованнин использует это против Алвира, – она устало покачала головой. – И еще одно, – продолжила она. – Я не могу допустить раскола в Убежище, приняв противную сторону. Не знаю, почему мне все еще как-то не по себе...
«Ты расстроена, потому что он этого хочет», – угрюмо подумала Джил, затем обернулась, услышав, что кто-то идет по коридору.
– Кто там?
В коридоре стояла какая-то женщина, явно не из охраны.
– Джил-Шалос? – узкая полоска света появилась в темном коридоре, высвечивая нечесаную, темно- рыжую копну волос. – Мне сказали, что здесь госпожа Альда.
– Входи, Лолли, – Альда выпрямилась на стуле, когда высокая пенамбрийка вошла в комнату. – Как Снелгрин?
Джил никогда не переставала удивляться, что даже, казалось бы, самые робкие жители Убежища относились к Альде как к королеве и как к подруге одновременно. Она видела, как Альда делала обходы по Убежищу или сидела на скамьях у Святилища, держа на коленях Тира, и разговаривала с прачками. Джил заходила в бараки и обнаруживала там Альду, сидевшую и внимательно слушавшую какого-нибудь ветерана, который участвовал в разграблении дюжины городов.
– Миледи, он не совсем в порядке, – тихо сказала Лолли. – Я должна была придти и увидеть вас. Вы ведь знаете, как лечить людей?
Альда покачала головой.
– Но вы же грамотная. Вы читали книги?
– Всего несколько книг. Но я не могла...
– Я говорила с Майо, но ему нечего было ответить мне. И Бектис, этот колдун... Прошу прощения, госпожа, ведь он состоит в вашей свите, но он не может даже заговорить бородавки – это слишком сложно для него.
– Что случилось со Снелгрином? – спросила Альда. – Он болен?
– Нет! – в отчаянии воскликнула женщина. – Он прекрасно себя чувствует, но с ним что-то не так. Он стал каким-то другим после той ночи.
– Если он провел ночь за воротами, – тихо заметила Джил, – то неудивительно.
– Нет, – упорствовала Лолли. – Бектис мог бы сказать то же самое, но дело не в этом, – она посмотрела на Альду умоляющими карими глазами. – Временами я думаю, что в нем не осталось ничего от того Снела, каким он был. Совершенно ничего.
– Что? – воскликнули обе девушки.
– Что это значит? – спросила Альда.