Он вряд ли видел, как Джованнин подняла палец. Но он услышал тяжелую поступь монаха у себя за спиной и, повернувшись, получил оглушительный удар древком тяжелого копья по челюсти. Руди рухнул на пол, и тьма поглотила его.
Долгое время шум в комнате доходил до его ушей откуда-то издалека, заглушенный низким гулом, который стоял у него в голове. Он видел бледное и напряженное лицо брата Венда за спиной Джованнин. Раздавался скрипучий голос Нан, которая выкрикивала обвинения в лицо аббатисы. Затем – шарканье сапог и удары. Кара закричала:
– Не смейте! Прошу вас, она старая женщина!
Через некоторое время Руди разобрал, как Джованнин голосом, полным злобного торжества, зачитывала приговор в тишине, которая нарушалась только всхлипываниями Кары. Слушая ее монотонное чтение, Руди задумался, зачем ей понадобилось устраивать все это? Разве только для человека, которого здесь не было... который, скорее всего, давным-давно мертв. Сквозь боль в голове и усиливающуюся тошноту, он услышал слова «приговариваются к смерти» – и снова начал терять сознание.
За дверью опять послышались шаги – мерная поступь многочисленных ног и глухое позвякивание кольчуги.
Магическое чутье, действовавшее даже в этой защищенной от волшебства комнате, подсказало Руди, что там находится не менее двадцати человек, и он вяло подивился, зачем инквизиции потребовалось так много народа. Затем дверь резко распахнули, и в комнату ворвался свет факелов и магических камней, которые несли гвардейцы Гая.
Элдор Эндорион, король Дарвета и Повелитель Убежища Дейра, застыл в дверном проеме.
Внезапная жуткая тишина повисла в комнате. Хотя любое движение вызывало у Руди кисловатый привкус тошноты, он с усилием сел, и при виде его сердце короля испуганно забилось.
– Миледи. – Голос короля звучал резко, напоминая еле сдерживаемый крик.
– Государь, – сдержанно приветствовала его она.
Элдор повернул голову и внимательно осмотрел комнату, отметив малейшие детали поспешного судилища. Свет магических камней упал на кожаную маску, закрывавшую лицо короля, ее поверхность пугающе трепетала в такт дыханию. За прорезями для глаз таилась загадочная темнота.
– Королева сказала, что вы здесь устроили суд.
Руди опустил голову, почувствовав внезапную слабость.
«Это все Джил, – подумал он. – Уж она-то знает, к кому пойти и что сказать».
Король с придыханием продолжил:
– Похоже, приглашение, которое вы, несомненно, послали мне для свершения правосудия в моем королевстве, до меня не дошло.
Джованнин вскинула голову.
– Еще со времен вашего деда Дорилагоса Церкви предоставлена привилегия самой вершить правосудие.
Элдор скрестил руки; испещренная шрамами кисть левой, как красный узловатый корень, обвила изящную белую правую.
Маска слегка сморщилась, когда он повернул голову, и начала колыхаться в такт речи:
– Так эти люди принадлежат Церкви?
– Это же еретики, милорд, – ответил низким голосом Пинард. – Они совращают невинных. Иметь дело с ними – значит, участвовать в их преступлении.
Руди сообразил, что эти слова, очевидно, намекали на приписываемое Ингольду совращение брата Венда, но он заметил, как широкие плечи короля расправились. Безумный взгляд обжег его, как раскаленное железо.
– Теперь настали новые времена, – медленно продолжила Джованнин. – Надежда на спасение с помощью волшебства погибла – и вместе с нею погибло немало воинов этого Убежища. Силы Церкви должны обратиться на спасение тех, кто остался в живых, хотят ли они того или нет. Теперь мы не остановимся.
Резкий голос Элдора, как летящий нож, засвистел в воздухе:
– Я не давал Церкви права выносить смертный или какой-либо другой приговор без моего ведома, миледи аббатиса. Я – все еще правитель Убежища Дейра. Правосудие и власть над жизнью и смертью здесь принадлежит только мне и никому другому. А тот, кто не признает за мной этой власть, является предателем и изменником. Вам это ясно?
Лицо аббатисы побелело от ярости. Она прямо-таки выплюнула ответные слова:
– Значит, вы объявляете себя союзником этих... предателей? Они предали Бога, ваших подданных... и вас самого!
– Миледи, – мягко возразил Элдор, – кому я являюсь союзником и кому воздаю правосудие, вас совершенно не касается.
– Нет, касается – если это дело Церкви! – огрызнулась она.
– Но ведь все они отлучены от Церкви, а значит, не подчиняются ее власти, разве не так?
«Может, он и безумен, – подумал Руди, – но споры между Церковью и Государством он решает куда лучше Алвира, будь тот хоть трижды в своем уме».
– Не надо упражняться здесь со мной в логике, милорд.
Аббатиса подалась вперед и, несмотря на ее маленький рост, в золотом свечении факелов, вдруг показалась огромным темным пауком.
