На пороге зала ее охватил ужас при виде силовых линий, начертанных на песке, и магических рун на стенах. В этот момент Ингольд показался ей незнакомцем. Но вот он подал ей знак снять цепи и колдовские вервия, сковывавшие Бектиса, – это оказался единственный способ добиться его содействия.
– Вся эта затея – сущая нелепость, – пробормотал сквозь зубы седобородый колдун, когда Ингольд принялся очерчивать огромную окружность на песке. – К чему весь этот обряд, который приведет лишь к гибели двоих опытных магов? Лучше сперва изучить этих... этих созданий, если они вообще существуют... Изучить их издалека. Убедиться, действительно ли они жрецы, чудовища или что-то в этом роде. Ведь они даже не люди...
– А пока мы будем их изучать, – негромко возразила Джил, – они наберут силу. Люди и животные уже сейчас вынуждены от голода есть сланч, а планета делается все холоднее. К тому же поедатели сланча рано или поздно начнут слышать голоса в своем мозгу: «А ну, давай, убей того парня с волшебной палочкой!..»
– Этому нет никаких доказательств, – прошипел Бектис. – Откуда Ингольду знать, что похолодание – дело рук тех самых тварей, что живут в недрах горы? За все годы, что я жил в Алкетче, я никогда не слышал ни о чем подобном.
– Бектис, – негромко окликнул Ингольд. – Мне нужна твоя помощь.
– Ха. – Рослый маг вышел на середину зала, поглаживая бороду. – Впервые великий и могучий Инглорион готов признать, что нуждается в чьей-то помощи.
Джил осталась на месте, в малом круге, который Ингольд очертил вокруг нее и соединенном с большой центральной окружностью линиями, начертанными охрой, серебром и соколиной кровью. В отличие от Руди, который утверждал, что видит магические сигилы как лучи света в воздухе, Джил замечала лишь, как маги прочерчивают какие-то символы кончиками пальцев или посохами. Незримые линии раз за разом пересекались в одних и тех же точках...
Из небольшого сундучка черного дерева, который прислала ему утром Йори-Эзрикос, Ингольд достал серебряное блюдо с водой, необходимой для ритуала, серебряные кадильницы для благовоний, относящихся к Солнцу и Луне.
По счастью, у Джованнин в казне хранились драгоценности, которые Церковь собирала по всей империи на протяжении столетий. Нечто похожее видела Джил в подземельях Пенамбры, но те богатства бледнели по сравнению с сокровищами Джованнин. Правда, та лопнула бы от злости, если бы узнала, на что используют достояние Церкви... Джил усмехнулась.
Ингольд вскинул руку, и девять язычков пламени вспыхнули в жаровнях. Девять конусов лучших благовоний задымились в неподвижном воздухе. Лучи полуденного солнца отразились в девяти блюдах, полных воды. Ингольд и Бектис начали произносить слова света и силы, и из ларца, стоявшего перед ним, Ингольд достал драгоценнейший из самоцветов Джованнин, – алмаз размером почти с кулак Джил.
Его называли Короной Кхирсита.
Шестьсот семьдесят пять карат чистейшего углерода.
«Ты и впрямь на такое способен? – спросила Джил Ингольда накануне вечером, когда они обсуждали предстоящий ритуал. – Изменить атомную валентность чистого углерода, чтобы связать его с жидким кислородом в колодце, который охраняют ледяные маги?»
– А ты уверена, что в колодце кислород?
За последние годы Ингольд нередко задавал Джил вопросы по химии, ставил собственные эксперименты, пытаясь уяснить природу вселенной. К своему собственному изумлению, с помощью этих новых знаний ему даже удалось разобрать несколько древнейших магических текстов, – и Джил открыла для себя много нового о колдунах далекого прошлого.
– Не на сто процентов. – Час был уже поздний, и лампы гасли одна за одной. Они с Ингольдом сидели, накрывшись одеялами, ибо в комнате стало холоднее. Джил прекрасно сознавала, что все сказанное ими, немедленно передается ледяным магам, но тут уж ничего нельзя было поделать. Все равно к их приходу у подножия горы соберутся габугу со всего света...
– Думаю, что это кислород, потому что кислород стабильнее азота, – промолвила она. – Его легче всего извлечь из воздуха, так же, как вы с Руди извлекаете из него водяные пары. Кислород легче удерживать в стазисном состоянии на протяжении многих лет, и если ты раздобудешь кристаллизованный углерод, который сможет взаимодействовать с кислородом в колодце...
– Это нарушит магическое равновесие, – закончил Ингольд. – И начнется цепная реакция.
– Тварь в колодце будет уничтожена.
– Тварь в колодце, – повторил Ингольд. – Мать Зимы. – Он погладил Джил по спутанным волосам, кончиками пальцев провел по шраму на щеке. Голос его звучал печально, словно он обращался напрямую к их злейшему незримому врагу. – Хранительница давно исчезнувшего мира...
– Но разве у нас есть выбор? – спросила Джил.
Она с трудом могла говорить, – так сильны были в ее сознании яростные вопли ледяных магов, – и стиснула кулаки, чтобы ногти вонзились в кожу, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Должно быть, Ингольд ощутил в ней неестественное напряжение, ибо привлек Джил к себе, даруя утешение и надежду.
– Если у нас и есть какой-то выбор, моя дорогая, – произнес он печально, – то я его не вижу.
– Джил-Шалос. – Ингольд поманил ее к себе из большого круга, над которым понемногу начали проявляться странные фигуры, что Руди показал ему два дня назад. В солнечном свете они казались совсем иными, полупрозрачными, словно созданными из чистейшей воды или светящейся плазмы. Насколько Джил могла судить, в движении заключалась часть их силы, – Ингольд наблюдал за происходящим в кристалле больше часа, пока, наконец, во всем не разобрался. Теперь фигуры эти постоянно менялись в размерах, очертаниях и положении. Они словно дышали, напитываясь силой прямо из воздуха.
Бектис, с закрытыми глазами и распростертыми руками, в развевающихся одеждах, стоял в малом очерченном круге и в магическом трансе управлял перемещениями этих плазмоидных фигур.
Ингольд подошел к самой границе большого круга. В его ладонях Венец Кхирсита горел внутренним огнем, отбрасывая отблески на лицо чародея.
