Только ветер шумел в тростнике. Путник съел ягоды, совсем не насытившись. Ночь сменилась кратким предрассветным временем, когда пели соловьи, а потом снова опустилась на озеро. У беглеца было мало времени. Осматривая лес, он заметил сухие ветки. Наломав их на факелы, он с тоской взглянул последний раз на блестевшее под луной озеро и пошел от него прочь, в сумерках пробираясь между стволов деревьев, напрямик через заросли, перешагивая через ручейки. Звуки исчезли внезапно. Вместе с ними исчезло небо, словно кто-то стер его тряпкой, и снова над головой зияла беззвездная бездна. Вокруг не было ни леса, ни ветра, ни светлой летней ночи. Только прежняя тьма…
А хозяева озера сидели на мху у ручья. У них стояла теплая светлая ночь. В полумраке над кронами деревьев носились летучие мыши.
– Он ушел туда, где темно, – говорила девушка, доплетая венок из ночных фиалок. – Ты не знаешь, почему вокруг так темно? Как ты думаешь, Райн, он еще вернется?
Девушка встала и сделала несколько шагов от озера, туда, где поросший цветами холм у ее ног обрывался в ничто.
– Не ходи туда, Май! – с тревогой окликнул ее друг. – Вдруг ты потеряешься одна? Наверно, он вернется обратно. Там же ничего нет.
– А может, он сделает себе дом, как мы? – возразила девушка. – Помнишь, здесь тоже ничего не было, когда мы пришли. А потом ты сделал озеро, ручьи, рыбу и водяную крысу, небо, облака и дождь… – начала перечислять она.
– А ты – лес, траву, птиц, луну и звезды. Жаль, мы не подсказали ему, чтобы он поселился рядом.
– Откуда он взялся, как ты думаешь?
– Не знаю! Ведь и мы не знаем, откуда взялись. Откуда мы здесь, Май?
– Я не помню, – засмеялась девушка, надевая венок на светлые волосы.
Теплым днем в Даргород прискакал Мирко. Он привез радостные вести: Звониград снова в руках князя Влашко. Южные рубежи укреплены. Мирко пришлось несколько раз от начала до конца рассказать о сражении: первый раз – Яромиру, другой – в дружинном доме, третий – в семье хозяйки Кейли, к которой он забежал сразу же, как освободился. Мирко привез хозяйке подарок – пестрое, как летний луг, тканое покрывало, и резной костяной гребешок для Лени. Мирко ехал с войны, его небогатые подарки были только знаком, что он помнит свою вторую семью.
– Кто же это соткал тебе? – Кейли со знанием дела разглядывала и ощупывала покрывало. – Не невеста ли?
Мирко улыбнулся:
– Мать. А невеста-то… Она Звониград защищала вместе со мной.
Кейли позвала гостя за стол. Мышонок, затаив дыхание, ждал историй про битву. Мирко повел речь о том, как обоз и сопровождавший его отряд великанов ночью подошли к морю. Со стороны побережья в катакомбы под городом вел тайный ход. Всю ночь великаны и воины князя Влашко разгружали обоз. Потом в большой подземной галерее чернобородый князь при свете факелов объяснил, что надо делать.
– И вот, матушка, через три дня наши подготовились и ночью вышли из катакомб…
Мирко и в бою оставался гонцом при князе. Влашко послал его сперва к отряду, который вышел у восточных ворот, с приказом пробиваться на площадь, потом – еще по разным делам, и, наконец, к великанам. Князь знал свое преимущество. Врагу неизвестно, где его главные силы, а звониградцы в ночной тьме не заблудятся на родных улочках: когда нужно – придут на место самым коротким путем. Только великанам в городе нужен был проводник. Князь отправил к ним Мирко, а сам вступил в сражение на просторной городской площади.
Великаны кинулись в бой, как сходит лавина в горах Альтстриккена. Их вела могучая женщина – вождь Тьелвис. Ее внучка Дригген, совсем молодая, с короткими темными волосами, стянутыми в хвост, защищала свою суровую бабку сбоку. Мужчины и женщины стьямма плечом к плечу в полном безмолвии, под топот собственных ног, врубились тяжелыми топорами в ряды врагов.
Звониград находился в руках у трех объединившихся князей Соверна. Воины из Оргонто, Флагарно и Селлы, захватив в свое время крепость, показали великодушие. Они мало бесчинствовали, не проявляли особой жестокости к «народу богоборца» и поэтому не вызвали к себе непримиримой ненависти горожан. В бою они дрались упорно и храбро, и, впечатленный их отвагой, Влашко предложил совернцам почетные условия сдачи: покинуть город, не складывая оружия. Князья приняли условия и отступили, оставив звониградскую землю ее защитникам.
А на востоке шла страшная смута. Столкнулись город против города, племя против племени и семья против семьи. Этеран воевал с Хиварой за источники воды. Несколько богатых оазисов стали причиной спора партегранского шаха и пустынников-хузари. Малейшее различие в вере, в исполнении обряда служило началом войны на уничтожение. Расставшись с Яромиром, Джахир вместе с певцом Нимраном шесть лет странствовал по этой политой кровью земле. Иногда их спасало то, что бродячий певец во всех странах востока считается неприкосновенным: он «мэшиг», безумец, живущий в мире грез. Иногда – красноречие и дорожный опыт Нимрана-саби, умевшего поладить со встречными. А иногда – лишь мужество и воинское искусство Джахира.
Нимран учил его игре на двухструнной лютне – дияре, – пению и искусству стихосложения. «Ты должен чувствовать свой дияр и уметь найти любой лад с закрытыми глазами», – говорил мастер. Часто Нимран задавал урок, коротко бросив: «Хамсин» или «Ночь». Джахир закрывал глаза и внутренне слышал звуки пустынного ветра или вой шакалов ночью под звездами, шорох песка под брюхом скользящей во мраке змеи, видел тени барханов под луной – и играл это. Он старался передать силу урагана или тишину и покой ночи. «Ты должен уметь сыграть все, что вокруг, – говорил Нимран-саби. – У мира есть душа, и язык у него есть, он говорит с людьми. Стань голосом мира». Джахир играл, и ему казалось, что он знает, как зарождается в пустыне день, как бьет в оазисе ключ, как идет на рассвете на охоту желтый лев. «Но и у души человека есть голос, хотя часто люди не слышат друг друга. Ты должен уметь сыграть и душу человека. Должен уметь сделать песню из любого слова, из всякой новости, услышанной на базаре, – говорил ему Нимран-саби. – Одиночество, радость путника при виде зеленеющих пальм оазиса, ярость битвы, тяжесть труда, страх смерти – все это ты должен сыграть и спеть».
Часто у дорожного костра они вели беседы о жизни разных племен, о вере, о мироздании. Нимран был убежден, что люди – дети Обитаемого мира, у подножия Престола они не будут счастливы никогда.
– Говорят, люди ведут род от падших небожителей. Но мы не похожи на небожителей. Если наши предки и были ими, Обитаемый мир переплавил нас, пересоздал. Благословенный край Вседержителя –
