Вид Дайка – оборванного сильнее прежнего, с запавшими щеками, с лихорадочно блестящими глазами – поразил ее. Она неподвижно вгляделась в его лицо и хотела еще что-то сказать, но Дайк схватил ее за руку. Девушка тихо вскрикнула и попыталась вырваться:
– Ты что?!
– Вот, Гвендис, это тебе от меня. Продай. Это от меня, – повторял хриплым, простуженным, надорванным голосом Дайк, насильно всовывая в руку девушки самоцвет.
Все вышло не так, как он мечтал возле разрытого тайника. Не дожидаясь в ответ ни слова, Дайк бросился прочь и скрылся за углом. Вслед донесся голос Гвендис:
– Дайк, не уходи!
Он дворами выскочил на другую улицу. Дайк не хотел, чтобы Гвендис спрашивала его о драгоценном камне: он не мог рассказывать правду о своих снах, чтобы она не сочла его помешанным. А как солгать, он не придумал.
На поиск чудесного самоцвета Дайк растратил весь запас сил, какой был в его теле. Парень чувствовал, что его оставляет воля к жизни. Он вернулся в гавань, но не дошел даже до закутка, где обычно ночевал. Дайк сел под стеной маленького грязного кабачка, мимо которого проходил, и закрыл глаза. Можно было подумать, он мертвецки пьян и не в силах идти дальше. Сейчас же видения вступили в свои права.
…Дасава Санейяти схватился за искривленное деревцо. Вокруг стоял туман. Везде под ногами лежало болото.
Дасава приказал разведчикам разделиться на восемь дюжин. Одну он сам повел на северо-восток в поисках места для основания Дасавасатры.
Разведчики забрели в чащобу, потеряли направление, долго блуждали, наконец вышли на открытое место. Перед ними зеленел луг с высокой острой травой. Отряд двинулся вперед, и двое сразу же увязли в трясине – это оказалась обманчивая поверхность топи. В тяжелых доспехах они погружались в болото, как камни. Небожитель, который пытался протянуть руку тонущему товарищу, не удержался на ногах, поскользнулся на кочке и окунулся в топь вслед за ним. Пока остальные искали подходящий сук, чтобы протянуть соратникам, их головы уже скрылись в черной воде. Смерть небожителей была быстрой и страшной.
Мир подстроил им подлую ловушку. Дасава сжимал зубы от бессильного гнева. Но он не знал, как выбраться из болота. Замкнувшиеся за стенами Сатр, отвергшие Обитаемый мир небожители не умели выживать на его просторах. Разведка в незнакомом краю была для них опаснее открытого боя с жалкими дикарями-людьми.
Спустя короткое время в трясине пропал еще один воин. Невозможно было понять, какой шаг станет гибельным. Просвеченный солнцем туман казался желтым. Где-то далеко кричала птица. Воинам казалось, их окружают призраки.
Вдруг, словно поднявшись прямо из топи, меж редких искривленных деревьев соткалась женщина в платье из простого небеленого холста, украшенном пучками болотной травы и мха, с серыми, как мох, волосами до пояса, с огромными зелеными глазами. От опытных разведчиков Дасава слышал о земнородных – детях Обитаемого мира. Они зарождались в особых местах земли – некоторых рощах, заводях, зарослях и пещерах – и для небожителей были еще более нечистыми созданиями, чем люди.
Легко скользя по поверхности топи босыми ногами, болотница приблизилась к отряду и безмолвно замерла в камышах.
– Прочь, земнородная тварь! – крикнул один из товарищей Дасавы.
Со взмахом руки небожителя воздух рассекла извилистая молния. Но болотница уже растворились в туманной мгле.
До ночи разведчики потеряли в походе еще двоих.
Стемнело. В траве метались крошечные огни. Невозможно было ни сесть, ни лечь: небожители столпились на зыбком островке, с трудом выдерживая тяжесть доспехов. Наутро воины совсем обессилели.
К полудню в живых остался один Дасава. Только он добрался до нового островка твердой земли.
Припекало солнце. От болота поднимались испарения. Усилием воли не давая ногам подогнуться, Дасава двинулся дальше.
Он оступился в заросшее осокой окно совсем рядом со своим островком. Дасава успел схватился за подвернувшуюся под руку корягу. Но топь засасывала, и доспех тянул вниз. Пытаясь бороться, Дасава все быстрее уходил в трясину. Он погрузился по пояс, по грудь… «Проклятый мир. Он убил нас всех», – думал несостоявшийся царь Дасавасатры. Еще миг, и он начнет захлебываться болотной жижей.
Сквозь сон Дайк различил смутно знакомый встревоженный голос.
– Дайк! Дайк, проснись. – Кто-то тряс его за плечо.
Дайк с усилием открыл глаза – и увидел над собой бледное, взволнованное лицо Гвендис в обрамлении темного наголовья плаща.
– Дайк, проснись. Встань, пожалуйста.
Дайк окончательно пришел в себя.
– Гвендис, – отозвался он и начал вставать, опираясь о стену кабака.
Девушка подала ему руку.
– Дайк, я тебя искала, еле нашла. Пойдем ко мне. Почему тебя не было? Куда ты ходил? Тебе надо в дом. Ты же совсем болен. – Гвендис решительно сжала его грязную, исцарапанную ладонь. – Пойдем.
Два полупьяных матроса в разорванных робах, выйдя из кабака, остановились, бездумно глядя на них. Должно быть, решили: молодая отыскала наконец своего неприкаянного пропойцу-мужа, и ждали, не будет ли, на что поглядеть?
Дайк пошатываясь пошел за Гвендис, и вдруг его охватила шальная радость. Он засмеялся, несколько раз принимался что-то говорить, но ему не хватало слов. Им вслед посматривали редкие прохожие.
Они добрались до дома Гвендис, и она повела Дайка вверх по скрипучей лестнице. Дайк уже затих и нахмурился.
– Осторожно, тут перила расшатаны. – Гвендис поддержала его, и вовремя – он оперся рукой на перила, которые опасно подались под его тяжестью.
Они вошли в сумрачную комнату. Кресла и столик из темного дерева, по стенам на полках – от пола до потолка – кожаные корешки книг, в углу – конторка.
– Садись. – Она подвела Дайка к креслу. – Я сейчас.
Дайк сел и сразу закрыл глаза – приступ радости сменился у него слабостью во всем теле и дремотой. Он уронил голову на грудь.
Наконец вернулась Гвендис с миской овощной похлебки и большим куском хлеба.
– Дайк, поешь, пока не остыла. – Она поставила миску на столик возле его кресла. – Ну, не спи. Увидишь, тебе сразу станет лучше.
Дайк медленно начал есть. Гвендис хлопотала в комнате. Она принесла теплое одеяло и застелила узкую кровать в нише.
– Ты сильно заболел, у тебя горячка. Я постелю тебе здесь. Это библиотека, но, бывало, отец тут спал. Отец был лекарь, – добавила она. – Я приготовлю лекарство, но главное тебе сейчас быть в тепле и в покое.
Гвендис сбегала на кухню еще раз и вернулась с охапкой дров, начала растапливать камин. Скоро в комнате стало тепло.
Дайк доедал похлебку, Гвендис ждала, когда вскипит вода – она подвесила котелок на крюк над очагом, чтобы заварить травяной чай.
Девушка грустно улыбнулась. Дайк отблагодарил ее за пару мисок похлебки, за старую одежду и доброе слово таинственным голубым камнем. У Гвендис не было даже догадок, где он его достал. Она не знала, настоящий это бриллиант или нет. Но яркая игра света и живой блеск заставляли Гвендис думать, что настоящий. Она была уверена: Дайк не украл удивительный самоцвет. Он казался ей таким бесхитростным человеком, что она не могла представить себе, как бы он украл драгоценность у богача: ведь богачи умеют защищать свои сокровища от воров! Дайк бедствовал и не умел даже стянуть булку на рынке. А тут – самоцвет из сказки!
Гвендис вгляделась в своего нового друга. Обветренное лицо почти обезображено невзгодами и
