остались в одиночестве? Что, был пожар?
Он смотрел на меня, слегка пошатываясь. Потом, чуть улыбнувшись, заметил:
– Мы и не намеревались заходить в Ла–Манш! – Я был удивлен и спросил, что именно он имеет в виду, и капитан пояснил: – Когда мы огибали Уэссан, я думал, что мы находимся в открытом море. Черт возьми, – воскликнул он, – какие только напасти не обрушились на меня за один этот рейс! А тут еще и пожар! – Он повернулся ко мне. Похоже, ром развязал ему язык и захотелось поговорить. – Этот пожар окончательно доконал меня. Он начался вчера вечером, в половине десятого. Райе ворвался ко мне и доложил, что в трюме номер три пожар и экипаж в панике. Спустив брандспойт в трюм номер четыре, мы стали поливать водой переборку между третьим и четвертым трюмами, а затем я спустился по инспекционному трапу в четвертый трюм, чтобы проверить обстановку. Тут–то они меня и достали! – Он показал глубокую рану на челюсти.
– Вы хотите сказать, будто кто–то из экипажа ударил вас? – ошеломленно спросил я.
Он кивнул с неприятной улыбкой:
– Более того, пока я был без сознания, они задраили инспекционный люк и погрузились в шлюпки.
– А вас оставили здесь?
– Да. Меня спасло только то, что люк четвертого трюма не закрылся наглухо из–за кип хлопка…
– Но это же мятеж, покушение! Вы подозреваете Хиггинса?
Шатаясь, он подошел ко мне; лицо его исказилось от
злобы.
– Хиггинс! Откуда вы знаете про Хиггинса?
Я стал рассказывать о письме Раиса, но он меня перебил:
– Что он там еще понаписал? Что–нибудь о Делли–маре?
– Владельце? Нет. Только то, что он свалился за борт! А капитан, как я догадываюсь, тоже погиб?
– Да, чтоб ему пусто было! – Он в сердцах ударил ногой по стакану, потом поднял его и налил себе рому. Его руки дрожали. – Хотите? – Не дождавшись ответа, он открыл ящик стола, вынул второй стакан и наполнил его почти до краев. – Я похоронил его в море в первый вторник марта, – сказал Патч, протягивая мне выпивку. – И был рад, что больше его не увижу. По крайней мере, тогда. – Он покачал головой.
– А отчего он умер?
– Отчего умер? – Внезапно насторожившись, он взглянул на меня из–под темных бровей. – Кого, черт подери, интересует, отчего он умер? Он умер и оставил меня со всем этим… – Патч сделал широкий жест рукой, в которой был зажат стакан. Затем, снова вернувшись к действительности, он резко проговорил: – Какого черта вы делали прошлой ночью на этой вашей яхте?
Я начал спокойно рассказывать ему, как мы купили в Морле «Морскую ведьму» и своим ходом перегоняли ее в Англию, чтобы переоборудовать под спасательное судно, но он, казалось, меня не слушал. Он все время думал о чем–то своем, потому что вдруг произнес:
– Я считал, что старому пройдохе пора убраться с дороги и уступить место тому, кто помоложе! – Он засмеялся, словно то была шутка. – Ну что ж, теперь все равно. Переборка долго не продержится! – Посмотрев на меня, он спросил: – Знаете, сколько лет этому корыту? Больше сорока! Оно было дважды торпедировано, трижды терпело крушение. Двадцать лет гнило в дальневосточных портах. Боже мой! Оно, наверное, дожидалось меня! – Патч засмеялся, безобразно оскалив зубы. А море меж тем билось о корпус, и эти удары вернули его к действительности. – Вы знаете, что такое отмель Минкис? – Он нагнулся и бросил мне книгу: – Откройте страницу триста восемь, если хотите подробнее ознакомиться со своим кладбищем!
Это была вторая часть лоции Ла–Манша. Я нашел триста восьмую страницу и прочел: «Отмель Минкис.
Огорожена бакенами. Требует особой осторожности. Состоит из широкой гряды надводных и подводных скал и рифов, а также нескольких каменистых островков. Остров Метресс–Иль, высотой 31 фут, находится в центре отмели. На нем расположены несколько домов». Далее говорилось, что отмель имеет протяженность около 17 с половиной миль в длину и 8 миль в ширину, и приводилась схема установки бакенов.
– Хочу вас предупредить, что так называемые дома на Метресс–Иль не что иное, как покинутые лачуги. – Он разложил карту на столе и, схватившись за голову, склонился над ней.
– А как насчет прилива? – поинтересовался я.
– Прилив? – внезапно приободрился он, – Да, прилив, конечно, играет роль! – Он нагнулся и снова стал шарить по полу. – Впрочем, это не важно! – Патч допил остатки рома и налил себе еще. – Угощайтесь! – подтолкнул он ко мне бутылку.
Я покачал головой. Ром – теплая струйка, не более, он не заполнит холодную пустоту внутри. Меня трясло от усталости и от сознания неизбежного конца. И все же что–нибудь можно было бы сделать, будь у моего нового знакомого побольше сил. Если бы он поел и выспался…
– Когда вы в последний раз ели? – поинтересовался я.
– Да поел каких–то консервов. Сегодня утром, если не ошибаюсь. – Затем с неожиданной заботливостью справился: – А вы–то сами не голодны?
Смешно признаваться, что голоден, когда судно в любую минуту может пойти ко дну, но одной мысли о еде было достаточно.
– Да, – ответил я, – голоден.
По крайней мере, может быть, хоть это отвлечет его от бутылки и заставит проглотить что–нибудь посущественнее рома.
– Ладно. Пойдемте есть! – Он повел меня в кладовую, осторожно держа стакан и медленно раскачиваясь в такт движению судна.
Мы нашли жестянку с ветчиной, хлеб, масло, пикули.
– Кофе? – спросил он, разжег примус и поставил на него чайник.
Мы жадно ели при свете единственной оплывающей свечи. Не говоря ни слова, мы набивали свои пустые желудки. Здесь, в кладовой, рев шторма доносился словно издалека, заглушаемый гудением примуса.
Просто удивительно, как быстро еда преобразуется в энергию и возвращает человеку отчаянное желание жить.
– Каковы наши шансы? – спросил я. Он пожал плечами:
– Это зависит от ветра, моря и переборки. Если переборка выдержит, нас за ночь отнесет к Минкис.
Чайник вскипел, и он занялся приготовлением кофе. Теперь, когда примус был выключен, кладовую заполнили звуки шторма.
– Предположим, у нас получится запустить помпу. Удастся ли нам откачать воду из переднего трюма? Когда я поддерживал в топке огонь, давление поднялось.
_– Вы_прекрасно_понимаете_, что при открытом люке нам не очистить трюм.
– Если бы мы ушли с корабля, пока не начался ветер… Если бы работала машина…
– Послушайте! Эта старая галоша протекает повсюду. Запусти хоть все помпы, это мало поможет, даже если мы очистим от воды четвертый трюм. Как вы думаете, сколько пара нужно, чтобы запустить машину й помпы?
– Я не знаю. А вы?
– Тоже не знаю. Но уверен, что одного котла мало, нужны по меньшей мере два. – Он налил в кружки кофе и положил сахар. – С одним котлом машина не может работать бесперебойно. – Он задумался, покачал головой и произнес: – Нет, не имеет смысла!
Он протянул мне обжигающе горячую кружку.
– Почему?
– Во–первых, ветер восточный. Если мы встанем по ветру кормой, каждый поворот винта будет относить судно к Минкис. Кроме того… – Он замолчал, снова уйдя в какие–то свои тайные мысли. Брови его нахмурились, а рот сжался в твердую, горестную линию. – А, к черту все это! – пробормотал он и вылил в
