женился, а женился на матери Кити, а моя оставалась у него экономкой. Господи! Этого одного достаточно, чтобы свести с ума любую женщину.
Менэк пожал плечами.
– Да. В странном мире мы живем, – сказал он.
Мне показалось, что он надо мной смеется, впрочем, может быть, это были шутки освещения. Он как будто бы даже получал удовольствие от сложившейся ситуации. Если так, то чувство юмора было у него какое-то дьявольское. Я был зол, мне было горько, и в то же время я чувствовал себя потерянным. Нужно было вздуть этого мерзкого старика, он этого заслуживал. А я дал ему уйти, и теперь он идет себе по галерее, сообщив мне, что моя мать была прекрасная женщина. Я до сих пор видел огонек его лампы.
– Ну, что сделано, то сделано, – сказал Менэк. – Теперь уж ничего не изменишь. Но все-таки как странно совпало, что ты явился именно сюда.
– Да, -сказал я. – Это действительно странно.
– Сколько времени тебе понадобится на то, чтобы пробить проход к морскому дну? – Голос его звучал буднично, по-деловому.
– День или два, – неопределенно ответил я. – Я пока об этом не думал.
– Ну, пойдем назад. Ты можешь начать после обеда.
– Мне понадобится помощь, – сказал я ему.
– Можешь взять Фраера.
– О’кей.
Мы отправились назад по галерее. Он был прав, сделать ничего было нельзя. Я закончу работу как можно скорее и вернусь в Италию. Там, может быть. сумею забыть о Крипплс-Из.
Когда мы подошли к главному стволу и ожидали подъемника, Менэк сказал:
– Сразу после обеда мы доставим в Мермейд компрессор и бурильный станок. У меня есть с десяток острых буров. А остальные я велю Слиму заточить.
– Мне понадобятся длинные буры, когда мы будем приближаться к морскому дну, – сказал я ему.
Менэк кивнул.
– Я раздобуду, – сказал он. – Позаимствую завтра в Уил-Гивор.
Мы не стали подниматься на поверхность, задержались на том горизонте, где был склад. Слим и Фраер практически закончили работу. Через полчаса все было сложено. После этого ящики забросали грязью и камнями, чтобы они ничем не отличались от обыкновенной скалы. Слим был хороший каменщик, он знал толк в таких делах. После этого они пошли обедать. Когда я направился вслед за ними к главному стволу, Менэк меня остановил.
– Ты будешь питаться здесь, – сказал он. – Тут в ящиках разные консервы. Молоко, хлеб и всякое другое тебе будут приносить сюда вниз. Приходить в дом тебе небезопасно. Согласен?
Я кивнул:
– Но ведь я могу, наверное, иногда подниматься наверх, чтобы подышать воздухом?
– Это, наверное, можно. Только придется глядеть в оба.
Он оставил меня и пошел по короткой галерее к подъемнику. Когда клеть, дребезжа, стала подниматься наверх и ноги их скрылись из виду, меня охватило чувство одиночества. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать ничего подобного. Я слышал, как клеть остановилась и хлопнула дверца. Их голоса замерли вдали. Никаких других звуков не было. Наступила мертвая тишина. Звуки капающей воды в штольне были лишь отражением этой тишины,
В своем убежище я обнаружил запасные лампы, карбид, электрические фонарики, одежду и радиоприемник. Открыв один из ящиков, нашел там тушенку, консервированные помидоры, сардины, печенье, витамины, консервированный салат и абрикосы, варенье, сироп, ножи, вилки, ложки и даже консервный нож. Я открыл банку тушенки, взял немного галет и пошел наверх по узкой наклонной галерее, ведущей на поверхность.
Она круто поднималась вверх, к подножию короткой шахты. Кружок света наверху был синего цвета, и половина ограждающей стены была освещена солнцем. Лестницы в шахте не было, это указывало на то, что ею обычно не пользовались, но в стенках были каменные выступы, по которым можно было легко подниматься наверх и спускаться. Я зажмурился, перелезая через ограждающую стену в заросли дикого терна. Туман рассеялся. На небе – ни облачка. Глазам было больно от яркого света. Я погасил свою лампу и огляделся.
Я находился примерно в пятидесяти ярдах от главного ствола в сторону суши. Вокруг не было ни души. Все было тихо и спокойно, но это была живая тишина, в отличие от мертвой тишины подземелья. Где-то неподалеку кричал коростель, а в золотистых ветвях терновника жужжали пчелы. Хаос горных выработок, которые казались такими мрачными в тумане, теперь мягко сливался с общим ландшафтом, состоящим из диких скал и зеленых пригорков. Каменные развалины, прежде казавшиеся сплошь серыми, теперь представляли собой целую гамму красок от темно-пурпурного до кирпично-коричневого. Выработки спускались вниз, к самому краю прибрежных скал, а за скалами простиралось море, синее, спокойное, искрящееся светом. Я взобрался на невысокий холмик и улегся среди теплого вереска, чтобы поесть. Крипплс-Из был скрыт за вершиной холма, но я видел дорогу, которая вела вверх от него мимо разрушенных рудничных зданий. А вдали возвышался Боталлек-Хед. Там наверху была ферма, а ниже, по ближнему склону, виднелись остатки шахты. Еще ниже, примерно на середине склона, торчала старая печная труба, а в самом низу, почти у линии прибоя, на огромной скале стояло здание машинного отделения, напоминавшее старинный форт. Слева от меня были видны и другие сооружения, они вытянулись в линию по направлению к мысу, носившему название Кениджек-Кастл. Я насчитал их три – это были прочные внушительные постройки с толстыми гранитными стенами; в каждой из них из угла поднималась разрушенная труба из красного кирпича.
Вдруг послышался женский голос. Он доносился издалека, со стороны Боталлек-Хед. Я повернулся – вокруг зашелестели увядшие колокольчики цветов. В щель между камнями скользнула ящерка. Девушку я увидел не сразу. Она была у самого подножия холма, стояла на скале возле здания машинного отделения. У нее были светлые волосы, одета она была в красную кофточку и белые шорты; она махала кому-то рукой. С этого расстояния она казалась необычайно привлекательной, даже желанной. В ответ раздался мужской голос, и я увидел фигуру мужчины, который спускался к ней по каменистой тропке.
Я снова улегся и закрыл глаза. Как приятно находиться в отпуске. Как приятно проводить отпуск с девушкой в этих краях. Я никогда не отдавал себе отчета в том, насколько прекрасен может быть Корнуолл. Отец всегда говорил, что это самое красивое место в мире, но, когда я сюда прибыл, мне показалось, что здесь все так мрачно и уныло. Я снова открыл глаза. Юноша и девушка взбирались по крутой тропинке наверх. Я смотрел на них, пока они не скрылись из виду.
Потом снова закрыл глаза. Море ярко сверкало, но солнце было не такое жаркое, как в Италии, оно сияло мягким переливчатым светом, земля же была зеленая, а не выжженная и коричневая, как в Италии.
Снова открыв глаза и оглядевшись, я увидел на бровке холма, скрывающего Крипплс-Из, маленькую девичью фигурку. Она спускалась не по тропинке, а шла напрямик через вереск, направляясь ко мне по прямой, соединяющей Крипплс-Из с шахтой Уил-Гарт. Это была Кити. На ней была коричневая юбка и зеленый свитер; ноги босые, загорелые, а волосы свободно развевались по ветру.
Я повернулся на бок и, опершись на локоть, смотрел, как она идет ко мне через вереск. В руке у нее была корзинка, она смотрела не пол ноги, а на море, шагая свободно и непринужденно, словно ходить по горам было для нее обычным делом. Я подумал о том, что ей, наверное, было тоже приятно выбраться из этого дома. Не доходя пятидесяти ярдов до меня, она повернула и стала спускаться к шахте. Меня она не видела. Вскоре я уже мог заглянуть в корзинку. Там были молоко, хлеб и какие-то свертки.
– Ты не меня ищешь? – спросил я. Девушка остановилась и быстро оглянулась.
– О! – воскликнула она, видя, что я смотрю на нее сверху. – Вы меня напугали. Капитан Менэк попросил, чтобы я отнесла вам еду. – Она протянула мне корзину. – Корзинку я оставлю здесь; кто-нибудь из мужчин может ее захватить, когда вечером будет подниматься наверх. – Она опустила корзину на землю. – Я сразу же и пошла, думала, вам захочется молока к обеду. Ведь галеты такие сухие. А молоко свежее. – Она двинулась в обратный путь, той же дорогой, которой пришла.
– Подожди, не уходи, – попросил я. – Посиди со мной минутку.
