Одной из успешных операций советской внешней разведки стало внедрение своего агента в ближайшее окружение начальника 3-го (балканского) отдела РОВС, бывшего командира Донского корпуса Ф.Ф. Абрамова.
Покидая Россию, Абрамов оставил в Новочеркасске на попечение родственников 10-летнего сына Николая. Вскоре ребенка отдали на воспитание бабушке в Ржев, затем он оказался в детском доме. Окончив семилетку, Абрамов-младший поступил в Балаклавскую водолазную школу. 20-летним юношей он уже участвовал в поиске и подъеме затонувших судов, работал в Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН) ОГПУ СССР. Здесь сотрудники госбезопасности и привлекли его к негласной работе по линии ОГПУ. Но вскоре произошло несчастье: при подъеме потопленного крейсера Николай Абрамов был серьезно контужен взрывной волной. От любимой работы пришлось отказаться и перейти в основном «на сотрудничество с органами госбезопасности».
Разработку плана внедрения Абрамова-младшего в Софийский отдел РОВС Артузов поручил молодому сотруднику ИНО Д.Г. Федичкину. Имея за плечами 10-летний стаж службы в органах ОГПУ, Федичкин прошел хорошую чекистскую школу и успел поработать помощником начальника и начальником отделения КРО ПП ОГПУ по Дальнему Востоку, начальником КРО Амурского окротдела ОГПУ. Артузов, знавший об успешной служебной деятельности молодого контрразведчика, в 1931 году пригласил его на работу в аппарат ИНО ОГПУ.
29-летний разведчик с успехом справился с делом, порученным руководителем внешней разведки. Изучив жизненный путь Николая Абрамова, Федичкин посчитал, что это надежный человек, способный «… вскрыть антисоветские планы, парализовать практическую подрывную деятельность белоэмигрантских кругов»[764]. Николай с большой охотой принял предложение поработать во внешней разведке.
Для окончательного решения вопросов в Севастополь, где проживал Абрамов-младший, выехал сам Артузов. Саму идею о направлении Николая в Софию он считал удачной. Нравственные проблемы (сын против отца) не очень-то его беспокоили, главное, что сын согласился. Чекисты полагали — перед их агентом в Болгарии будут открыты широкие возможности, так как отец непременно привлечет сына к работе в РОВСе и посвятит его во все планы «борьбы за святое дело».
В октябре 1931 года матрос советского торгового судна «Герцен» Николай Абрамов (оперативный псевдоним Ворон) сошел в Гамбурге с корабля, сел на поезд и прибыл в Берлин. Местные полицейские, проверив его документы, отправили в местное отделение РОВС. Там, списавшись с Абрамовым-старшим и получив от него деньги и болгарскую визу, Николай выехал в Софию.
Появившись в Болгарии, он оказался под негласным контролем контрразведки РОВС. За нескольких лет наблюдения там пришли к заключению: «Наблюдение за ним не дало ничего подозрительного… Проявил антибольшевистские настроения и как знакомый с советской действительностью был привлечен к работе против большевиков»[765]. Так, оказавшись привлеченным к работе в РОВСе, Николай Абрамов стал снабжать советскую внешнюю разведку всевозможной информацией о деятельности белоэмигрантских организаций в Болгарии.
Следует отметить один факт: первоначально к особо секретным делам Абрамов-младший доступа не имел, и отец с ним подобной информацией не делился. Николай лишь «…знал технику работы в известной ограниченной области». Ф.Ф. Абрамов долго колебался, но затем согласился привлечь сына к секретным делам РОВС. Генерал уступил из-за боязни упреков в том, что он оберегает сына от опасной работы, на которую идут другие.
С этого времени «Ворон» начал передавать ценные оперативные материалы о деятельности боевой группы балканского отдела РОВС, возглавляемой капитаном Фоссом, в частности о подготовке теракта против посла СССР в Болгарии Ф.Ф. Раскольникова. Он также принял активное участие в компрометации активного антисоветчика-журналиста Ивана Солоневича. Николай привлек к агентурной работе свою жену Наталью, ее мать Александру Семеновну. Квартиру тещи «Ворон» использовал в качестве конспиративной явки, именно сюда прибывали связные из Центра[766].
Советская внешняя разведка стремилась взять под оперативный контроль любые, даже самые малочисленные эмигрантские организации. В сфере ее интересов оказалась и антисоветская группа под руководством невозвращенца Г.З. Беседовского (бывший секретарь полпредства СССР во Франции). Для разработки этого «антисоветского центра» ИНО ОГПУ восстановил оперативную связь с бывшим агентом Разведупра в Румынии Б.Ф. Лаго. Сотрудники резидентуры ОГПУ в Берлине провели агентурную проверку бывшего разведчика. Не выявив в прошлом агента ничего подозрительного, его ориентировали на внедрение и разработку связей организации, возглавляемой Беседовским. Помимо Беседовского ОГПУ интересовала и антисоветская деятельность В.Л. Бурцева. Здесь от Лаго требовалось установить деловые отношения с Бурцевым и выяснить его возможные действия по подготовке терактов в СССР.
Вскоре из Парижа, где обосновался Лаго, пошла информация о деятельности Беседовского и Бурцева. В группе «Борьба» (организация Беседовского) агент ИНО ОГПУ сумел занять должность начальника информационно-аналитического отдела. В своих сообщениях он осведомлял, что данная группа «… слабосильна, но привлекает внимание и желанна для иностранных разведок. Сам же Беседовский фактически работает вхолостую». В ИНО ОГПУ прекрасно знали о полном организационном бессилии этой группы, имевшей «…ничтожное политическое значение» и годившейся лишь «…на роль заштатных осведомителей французских спецслужб о деятельности эмигрантских организаций и советских служащих за рубежом»[767].
Нелучшим было положение и B.Л. Бурцева. Одержимый идеей «сплочения всей белой эмиграции для уничтожения большевизма» он поначалу развил активнейшую пропагандистскую деятельность: стал выпускать газету «Общее дело», возобновил издание журнала «Былое», выпустил серию малотиражных брошюрок (одна из них называлась «Боритесь с ГПУ»). Но финансовые возможности Бурцева оказались ничтожными. Поначалу его газета была ежедневной, затем превратилась в еженедельную, затем перешла на журнал, позже на маленький журнальчик, выходивший от случая к случаю, когда заводились деньги.
Бурцев был человеком, фактически «лишенным приводного ремня к реальной жизни», одержимый массой фантастических планов, в том числе и идеей организации террористических актов против Сталина, Молотова, Бухарина. Не имевший ни денег, ни сплоченной организации, ни какой-либо поддержки среди эмигрантских антисоветских групп, а уж тем более среди зарубежных спецслужб, Бурцев был не в состоянии осуществить и малой толики задуманного. Завороженный своей «фантастической миссией» Владимир Львович не собирался отказываться от задуманного. Как полагает один из современников Бурцева, тот «…в самом деле верил, а может, принуждал себя верить, чтобы хоть немного скрасить последние годы старости (Бурцеву было 69 лет, он не имел ни жены, ни детей. — Прим. авт.), придав им как бы смысл и значение»[768]. Невысоко оценивал «бурную» деятельность Бурцева и сам Лаго, не забывая отмечать при этом: «Надо считаться с тем, что при определенных обстоятельствах иностранные службы могут пойти на организацию диверсий и террористических актов, а потому надо поближе быть к технике (формам работы Бурцева. — Прим. авт.) этого дела, чтобы упредить возможные последствия такого рода операций»[769]. Руководство внешней разведки ОГПУ, осознавая явную бесперспективность оперативной работы по группам Беседовского и Бурцева, тем не менее, с маниакальной страстью тратило силы и средства на их тотальное информационное освещение. В ИНО ОГПУ (Артузов и другие) даже делали попытки «реанимировать» «активные» действия Беседовского и Бурцева, главным образом для вскрытия их связей в СССР.
При содействии ИНО ОГПУ Лаго по поручениям Бурцева и Беседовского выезжал в Москву. Среди его поручений было: привлечение к сотрудничеству с группой «Борьба» людей близких к функционерам ВКП(б), желательно из правой оппозиции, либо сочувствующим им, подготовка группы для организации курьерской линии связи, фотографирование Москвы, Ленинграда и Одессы. Бурцев же приказал Лаго «…провести работу» согласно некоему плану по проведению в СССР «громких» дел». И это ни много ни мало как: собрать сведения об образе жизни Сталина и его окружении, системе личной охраны, маршрутах его передвижения по столице, а также определить предполагаемые места для закладки взрывных устройств, подобрать явки в Москве и Одессе, где могли бы остановиться боевики-террористы. Оба «вождя» связывали с этой поездкой большие планы по организации «центрального удара» (теракта против Сталина)[770]. Разумеется, и малой части этих поручений Лаго выполнить не мог, но, вернувшись в Париж, передал заказчикам все, что удалось собрать по данной теме (в основном это была дезинформация,
