— Это крестик из церкви Святого Спиридона. Меня назвали в честь него. Он будет тебя охранять и напоминать обо мне! — Спирос смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я промолчала, погруженная в свои мысли.
1906
Я вошла, погруженная в свои мысли, вспоминая наш прощальный поцелуй с Сергеем. Мы шли пешком до тетушкиного дома после прогулки на пароходе, болтая ни о чем. Но стоило нам войти под арку Сената и Синода и очутиться на малолюдном улочке, буквально в нескольких шагах от тетушкиного дома, Сергей схватил меня в объятия. Было что-то в прикосновении его горячих губ, что заставило меня почти потерять сознание и задрожать в его объятиях. Было чувство, что я вдруг оказалась под палящим солнцем, в лучах которого я плавилась, и плавились все мои мысли. И в какой-то момент я сама стала этим солнцем, превратившись в пульсирующий огненный шар желания. Где-то всплыла мысль, что это безумие — стоять на улице посреди дня и так целоваться. Последним усилием воли оторвавшись друг от друга, мы попрощались. Войдя в дом, я все еще продолжала дрожать, пытаясь справиться с нахлынувшим на меня желанием, и застыла, увидев Арсения, увлеченно о чем-то беседовавшего с тетушкой. Арсений кинулся ко мне, опрокинув чашку с чаем. Смутившись, он остановился.
— Не беспокойтесь, я позову горничную. — Тетушка встала и выскользнула из столовой, оставив нас вдвоем.
— Я все лето думал о вас, но каждый раз, когда я садился писать, все слова казались примитивными и глупыми, и я рвал эти письма. Оказалось, что написать научный труд легче, чем выразить что между нами то, что хочешь сказать той, которая так много значит для меня. С нотами оказалось проще.
— С нотами? — переспросила я.
- Да, я написал музыку для вас. — Арсений протянул мне ноты, ожидая, что я скажу. «Какие творческие мужчины меня окружают», — подумала я, уже придя в себя, один подарил томик стихов, другой — сочинил музыку. Но самое ужасное, что, увидев Арсения, я почувствовала, что на меня нахлынули вспоминания и том, как он пел романс. «Какой ужас, — подумала я, — я же только что целовалась с одним и тут же вспоминаю о поцелуях другого». Но, смотря на Арсения, я вдруг поняла, как сильно я соскучилась по нашим прогулкам, по разговорам, по той недоговоренности, что осталась между нами. Но все, что я смогла произнести, было:
— Может, вы сыграете ее для меня и тетушки? Арсений сел к роялю и заиграл. В этой мелодии слышался шум ветра, обещающего перемены, и плеск волн, несущих радость, потрескивание веток костра, в котором сгорало все плохое, и дыхание земли, которое обещало покой.
2006
Тапер играл на пианино мелодии Леграна. Это был наш прощальный вечер в итальянском ресторане. Четыре дня выставки пронеслись, как одно мгновение. Стенд Карины и Фабрицио вызывал огромный интерес. Девушки кокетничали с Фабрицио, а мужчины пытались привлечь внимание Карины. Со своими карими глазами, длинными черными волосами и пышной грудью она была похожа на итальянку. Не меньшим успехом пользовалась и кровать маркизы де Помпадур. Возвышающаяся на подиуме она стала местом паломничества. Посетители выставки фотографировались рядом с кроватью, беря проспекты студии Карины и оставляя свои данные. К концу выставки Карина получила кипу заказов на изготовление штор и два — на оформление спален. Антон забежал посмотреть на свою жену и ее стенд и был поражен, но не ее успехом, а тем, как Фабрицио смотрел на нее, нечаянно касался, что-то говорил. Вот и сейчас, сидя за столом, он что-то шептал Карине на смеси английского и итальянскою Карина улыбалась, но отрицательно качала головой. Умоляют, посмотрев на меня, она попросила:
— Ларис, может, он не понимает моего английского, скажи ему, что у нас с ним только деловые отношения. Он же видел моего мужа. Я перевела, Фабрицио сокрушенно покачал головой и просто сказал:
— Я не теряю надежды, что когда-нибудь они превратятся и нечто большее.
— Я тоже не теряю надежды, что когда-нибудь ты перестанеш от меня убегать и останешься со мной, — прошептал Спирос. Я промолчала. Во время выставки мы побывали и в Третьяковке, и в музее Пушкина, и в галереях, но каждый вечер я сбегала к Карине домой, мечтая о Богдане. Хотя он опять куда-то пропал и уже неделю ничего не писал.
— Тебе идет мой крестик, — Спирос прикоснулся к крестику, висящему у меня на груди.
—- Простите, мне пора на поезд. -— Я поцеловала Карину и Фабрицио и направилась к выходу.
— Я провожу тебя. — Спирос вскочил и, даже не скрывая разочарования, ринулся за мной. — Тебе действительно надо ехать или ты просто убегаешь от меня?
— У меня завтра интервью на телевидении, я не могу его пропустить. — Я и извинялась, и оправдывалась одновременно, не понимая, что заставляет меня оправдываться.
— Увидимся через две недели! — уже вдогонку крикнула Карина, напоминая о своей вечеринке.
1906
— Увидимся через две недели, — целуя Аннушку на прощание, тетушка была полна предвкушением праздника. Этим вечером была генеральная репетиция танца Аннушки. Танец состоял всего из пяти простых движений, но пленял скрытым смыслом и изяществом движений.
— Бедра идут назад — ты чистишь пространство от всего лишнего, что заполняет его, — голос Аннушкиной наставницы все еще звучал в моих ушах, когда я вспоминала репетицию. — А теперь ты собираешь энергию и втягиваешь своего мужчину, и бедра идут вперед, делая восьмерку. И восьмерка превращается в волну, которая захватывает твое тело. Смотри на него, проникай в него взглядом, пленяй его и зови, повторяй про себя: «Ты — мой». И теперь руки. Постарайся ими играть. Но сохраняй свое внимание внизу живота, в твоей матке, и тогда движения приобретут плавность и томность, будут будоражить и манить, дразнить и обещать наслаждение. Сама растворись в этом наслаждении, будто бы волна возбуждения поднимает тебя, чтобы обрушиться вниз волной наслаждения.
— Танец готов, теперь можно примерить и костюм, — входя с белым хитоном в руках, подтвердила тетушка. — Аннушка, одевай. Аннушка оделась. Хитон был сшит из тончайшего батиста, тканного внизу золотым древнегреческим узором. На правом плече ткань была закреплена золотым украшением, а левое плечо оголено. Золотистый пояс подчеркивал талию, позволяя ткани свободно струиться до пола. С одной стороны, Аннушка была целомудренно одета, но, с другой стороны, ткань была настолько тонкой, что позволяла видеть все тело.
— И как ты себя чувствуешь? — ахнув от восхищения, спросили мы.
— Древнегреческой богиней, — ответила Аннушка.
Глава четвертая
ГОРИ ГОРИ ЯСНО
2006
Я ехала на такси на вечеринку к Карине, чувствуя себя древнегреческой богиней, спустившейся с Олимпа. И все, что для этого надо: бирюзовое платье от Готье, похожее на греческую тунику с тонкой сеткой, сквозь которую просвечивала золотая цепочка, обвивавшая мою талию. Легкий макияж с бирюзовой подводкой гармонировал с цветом моих глаз и цветом платья. В салоне мои волосы убрали в высокую прическу, а медальон завершил образ. Весь салон, затаив дыхание, слушал легенду об обруче, круге женской силы и провожал меня восхищенными взглядами.
— Ларочка, как я рада, что ты приехала. — Каринка было сногсшибательна в темно-красном обтягивающем платье с глубоким декольте.
— Карина, даже мне тебя хочется в этом платье съесть. Представляю, как ты действуешь на мужчин.
— Антон меня еще не видел! Для меня это платье знаменует переход в состояние Любовница. Думаю, пора. А ты, судя по твоему наряду, упиваешься властью Королевы.
— Угадала, — кивнула я, — как только входишь в это состояние, понимаешь, что мужчины лишь для
