стал над ним колдовать. А мы, взяв йод, пошли каждая спасть своего героя.
— Господи, Богдан! Как же вы умудрились так пораниться? —смазывая йодом ранки, я покачала головой.
— Я даже не заметил, азарт добычи так заразителен!
— Представляю!
— Нет, не представляешь, я это делал, надеясь, что истинная награда ждет героя сегодня вечером!
— И что же это будет за награда?
— Поцелуй прекрасной дамы!
— Я могу поцеловать тебя сейчас! В щечку!
— Поцелуй в щечку зачтем как обещание более серьезной награды!
— До вечера еще так далеко, — протянула я, — мало ли что может случиться!
— Да, например, может случиться обед, судя по запаху.
— И судя по дыму!
— Первый раз вижу такую жаровню для барбекю, прикрепленную прямо к борту яхты!
— Надеюсь, мы не сгорим!
1906
— Надеюсь, дом не сгорит! — первое, что я воскликнула, увидев, что дым валит не из трубы, а прямо из того места, где кровля соединяется с трубой! И оттуда же появлялись маленькие огоньки пламени.
— Может сгореть! — Сергей на секунду остановился, думая, что же предпринять, и, видимо осознав, что происходит, бросился к дому. — Нельзя терять ни секунды! Где же ведра?
— В сенях! — прокричала я вдогонку, не понимая, чем могу помочь. Время словно остановилось, и все стало происходим, словно во сне! Вот Сергей промчался с ведром к колодцу и, зачерпнув воды, поднялся по приставной лесенке на чердак, стараясь изнутри черпаком залить языки пламени. Казалось, что огонь поутих, но пока он спускался к колодцу и приносил следующее ведро, огонь разгорался опять. Когда он промчался мимо меня в четвертый раз, я словно очнулась от охватившего меня оцепенения и сама побежала к колодцу, подавая ему наверх ведро с водой. Сергей уже не тратил врем и на черпак, а просто выплескивал воду из ведра, заливая и огонь, и себя. Я доносила ведро до лесенки, а он, поднимаясь, выливал воду на то затихающий, то разгорающийся с новой силой огонь. Через полчаса мы потеряли счет времени, просто как в трансе передавая друг друга эти два ведра, и когда нам показалось, что мы уже ни чего не можем сделать и сейчас пламя охватит всю крышу, и домик сгорит, огонь вдруг сдался и успокоился.
— Неужели мы победили? — тяжело дыша, мы стояли насквозь мокрые, не чувствуя тел, с изумлением смотря на свои руки, покрытые синяками и ссадинами.
— Варя, срочно снимай с себя всю одежду, иначе ты простудишься, я разотру тебя спиртом. Надеюсь, здесь должна быть где ни будь бутылочка спирта. — И Сергей ушел вглубь дома на поиски. Дом совершенно не пострадал, только вдоль одной из стен виднелся небольшой подтек. По-видимому, мох, заполняющий перекрытия, впитал всю воду, но самое главное, что в доме было тепло.
— А ты уверен, что я не смогу это сделать сама? — увидев Сергея, несшего темно-зеленую бутыль мутной жидкости, запаниковала я.
— Варя, сейчас вопрос идет не о приличиях, а о выживании, гак что раздевайся, — скомандовал Сергей. Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Осторожно он начал втирать настойку в мое тело нежными, но
сильными движениями. Голова стала свинцовой от навалившейся усталости, и в какой-то момент остались только горячие руки Сергея и жар, разливающиеся по телу. И я уже не поняла, когда этот жар превратился в жар желания, и я лишь чувствовала его руки, его губы, наши сплетающиеся тела. И были уже не важны все запреты, отброшены все сомнения, забыты все наставления. Мы любили другу друга так, когда уже не важно, что было в прошлом, и не важно, что будет в будущем.
2006
И в этот момент, когда двое становятся одним, когда вдруг чувствуешь, что все создано только для тебя — соответствие форм, соединение дыхания, совпадение ритма, когда все так, как именно мечталось и хотелось, и слова те, и движения, и это рвущееся наружу наслаждение от каждого прикосновения, от каждого вдоха запаха его кожи, от каждого поцелуя, от каждого толчка внутри тебя, в этот момент вдруг понимаешь, что такое полное слияние, и все становится неважным. А важен только этот мужчина, только этот пульсирующий жар внутри тебя, только эта животная сила, которой невозможно не подчиниться, и, подчиняясь, понимаешь, что в этой покорности И есть величайший смысл соединения женского и мужского...
Я совершенно забыла, как Маша учила дышать, и просто растворилась в происходящем. И только в последний момент сознание включилось, посылая команду телу сжать интимные мышцы как можно сильнее, чтобы поднять расплавленный поток страсти в свое сердце и направить в сердце Богдана. Что было потом, я не помню, но я очнулась от чувства, что из моего сердца вверх поднимается столп белого цвета, и из груди Богдана тоже, и эти два столпа сливаются в единый поток, устремленный вверх. Напуганная и одновременно пораженная увиденным, я тихонько встала и начала одеваться.
— Ты куда? — открыв глаза, удивился Богдан и попытался меня удержать.
— До завтра, — выворачиваясь из его рук и убегая из его номера, промямлила я. — Я даже не знала, что так может быть! Я шла до своего номера, словно сомнамбула, пытаясь восстановить события этого вечера. Вернувшись с яхты, мы договорились встретиться на ужине через полчаса. И разбрелись по своим номерам, чтобы привести себя в порядок. Но не прошло и пятнадцати минут, как раздался звонок, заставший меня в душе.
— У тебя есть что-нибудь от солнечного ожога? — почти простонал Богдан в трубку.
— Есть только «Спасатель», сейчас принесу, думаю, поможет, —накинув банный халат, я почти помчалась к Богдану в номер.
— Ложись, — скомандовала я, ужаснувшись представшему зрелищу. Богдан походил на вареного рака, столь же красного и ошарашенного. Целый день под беспощадным солнцем на яхте не прошел бесследно. Хорохорясь и отшучиваясь, он отказывался мазаться кремом, и вот теперь я беспомощно смотрела на распластанное алеющее тело на белых простынях.
— Все не так страшно! — попытался успокоить меня Богдан, увидев ужас на моем лице. — Несколько прикосновений нежной ладони с волшебным кремом, и все пройдет.
— Хорошо. — Я старалась как можно нежнее прикасаться к обгоревшей коже на спине. Богдан замурлыкал и явно повеселел, но когда он перевернулся, чтобы я помазала живот, его взгляд уже потемнел, и не успела я опомниться, как Богдан уже целовал меня. От его горячих, требовательных губ в голове сразу потемнело, что я даже не заметила, как я оказалась распластанной на тонких белых простынях. Он так крепко держал две мои руки своей огромной ручищей, закинув их за голову, словно все еще боялся, что я вырвусь и убегу.
— Как же я долго этого ждал! — простонал он, входя в меня.
— Прости, я заказал нам сегодня столик на двоих, надеясь спеть тебе серенаду о любви, а сам набросился на тебя, как перегревшийся подросток, — было последнее, что я услышала, проваливаясь в сон.
1906
— «Николай набросился на меня, как изголодавшийся юнец», —тетушка читала вслух мне письмо Аннушки. Я лежала на кровати укутанная теплым одеялом. Вернувшись после нашей загородной поездки, я свалилась на неделю с жесточайшей простудой. Даже растирание самогонкой мне не помогло. Тетушка только покачала головой, выслушав мой рассказ и сказала, что лучше мне эту неделю не видаться с Сергеем
